здесь последние.
   Солдаты, умиравшие от усталости, поднимались на ноги. Фельдфебели приказали 
бросить раненых, вынесенных из города.
   – Оставьте тех, кто не может идти. Сейчас нам нужны только живые!
   Как ни молили нас о помощи раненые, пришлось их бросить, предоставив ужасной 
участи. Парализованные от страха люди поднимались на ноги и, превозмогая боль, 
шли рядом. Мне не хватает слов, чтобы описать решимость и героизм наших солдат. 
Преодолев себя, трусы стали героями. Но многим удалось пройти лишь половину 
расстояния.
   Мы пробились сквозь огневой вал, теряя сотни солдат, двигались почти девять 
часов, от одного окопа к другому, по дороге Конотоп-Киев, минуя сожженные танки 
и тысячи трупов.
   Возможно, кто-то из тех, кто читает эти строки, помнит официальные сводки. 
Летом 1943 года объявили, что попавшим в окружение под Конотопом немецким 
войскам удалось прорвать линию обороны противника. Но никто не сказал, чего это 
стоило. Впрочем, для нас наступал день избавления.
Глава 9
У переправы через Днепр
   Ветер дул с горизонта. Иногда луч света освещал воду, текущую среди степи. 
Дождь не прекращался уже два дня. И все же мы надеялись, что он будет лить еще 
столько же. Если будем по-прежнему делать пятьдесят километров в день, то за 
пару суток доберемся до Днепра.
   В такую отвратительную погоду не летали самолеты. День без «Яков» означал 
спасение для нескольких сот человек. В этой части России вермахт лишился 
важнейшего источника своей мощи – подвижности. Люди из группы армий «Центр» 
тащились со скоростью не более пяти километров в час. Дававшая нам преимущество 
над огромными, но медлительными советскими формированиями мобильность теперь 
превратилась в воспоминание. Более того, вооружение Красной армии становилось 
все более современным. Мы оказывались лицом к лицу с чрезвычайно подвижными 
моторизованными полками свежих частей. В довершение всего русские, 
освободившиеся под Конотопом, теперь могли преследовать нас, пока мы медленно 
отступали. Германская авиация, занятая на юге, отдала нашу часть неба «Якам». 
Те не преминули воспользоваться представившейся возможностью и нападали на нас, 
пользуясь своим численным преимуществом. Вот почему, несмотря на тяжелую одежду,
 пропитавшуюся водой, сношенные сапоги, лихорадку, невозможность выспаться, мы 
благодарили судьбу за ливень.
   Утром появилось пять самолетов большевиков, которым погода была не помехой. 
Наши солдаты отреагировали, как и полагается любому, кто желает спасти свою 
жизнь: они принялись искать укрытие в ровной долине. Но, будто животные, 
загнанные в ловушку, мы понимали, что выхода нет. Роты, находившиеся на 
непосредственной линии огня, бросились ничком, как предписывали инструкции. 
Нескольких человек разорвало на куски, но тем не менее один самолет удалось 
сбить. Однако нам не повезло: этот самолет упал прямо на наш обоз, попав в 
грузовик с ранеными и образовав воронку метров двадцать шириной. Никто не 
закричал. Большинство даже и не взглянуло в ту сторону. Мы подхватили свои 
вещмешки и продолжили путь.
   Слишком много мы повидали. Для меня, например, жизнь потеряла всякое 
значение. Конечно, остается дружба. Ведь есть Гальс и Паула. А за ними – 
воронка с внутренностями, кровью, отвратительным запахом. Помереть можно в одну 
секунду, а чужие кишки еще долго остаются в памяти.
   Мы шли не останавливаясь. А Днепра все еще не видать. Мы рассчитывали, что 
доберемся до реки за пять дней, но уже шел шестой. По этой грязи удавалось 
пройти не более тридцати километров. Никогда не приходилось мне раньше видеть 
такие огромные и пустые пространства. Грузовики, заправившиеся бензином, давно 
обогнали нас. Те же машины, на которые не хватило бензина, тянули едва живые 
лошади из числа тех, которых мы еще не успели сожрать. Время от времени 
кто-нибудь сходил с машины, которую тянули две клячи, и продолжали путь пешком. 
Нам приказали ни при каких условиях не бросать оборудование. Обещали, что 
подвезут горючее. Только неизвестно как. Может, по воздуху. Тогда мы сможем 
заправить машины.
   И вправду, однажды утром самолеты доставили нам грузы. Два «Юнкерса-524» 
сбросили восемь здоровенных свертков с канатами. Ими можно было бы привязать 
машины к танкам. Но танки были уничтожены еще неделю назад под Конотопом.
   Две лошади тащили наш грузовик, на который я сложил все свое вооружение. 
Лошадей этих забрали год назад с полевых работ. Одна из них покрылась язвами, 
глаза ее лихорадочно блестели.
   Через два дня у Днепра бравый конь получил свою награду. 
Фельдфебель-кавалерист застрелил его вместе с десятью остальными. Оставлять то, 
что могут использовать русские, было нельзя. Так мы стали применять тактику 
«выжженной земли».
   Соотношение здоровых и больных стало угрожающим. Наши командиры не уставали 
повторять: «В здоровом теле здоровый дух». Но в условиях отступления трудно 
было сказать, что страдало раньше – дух или тело. Больше чем у половины солдат 
и то и другое.
   К счастью, погода продолжала стоять отвратительная. Больным, особенно 
лихорадкой, приходилось несладко. Не хватало пищи, воды, раны покрылись грязью, 
на них висели лохмотья. Но лучше уж ветер, дождь и тяжелые облака, чем ясное 
небо и самолеты. Мы, не обращая ни на что внимания, продолжали свой медленный 
путь.
   Два-три раза в день мимо нас проходили отряды прикрытия. Они должны были