задержать врага, который, правда, не слишком активно нас преследовал.
   Мы знали, что можем распрощаться с прикрытием навсегда. Русские 
бронетанковые корпуса расправлялись с целыми полками. Отступление дорого нам 
обходилось. А на восточном берегу Днепра оно унесло больше всего жизней: здесь 
находилось столько людей и оборудования, а песок был таким ровным, что любой 
снаряд, посланный русскими, наносил максимальный ущерб. Те, у кого в здоровом 
теле оставался здоровый дух, может, и придумали бы, как избежать самого 
страшного, но таковых у нас не было.
   Глаза, привыкшие видеть всякое, все равно раскрывались от удивления.
   Каждый солдат, кто добирался до границы безопасной зоны – берега Днепра, 
оказывался в состоянии невероятной паники. И тут же узнавал, что нужно 
растолкать остальных солдат, даже потопить их, чтобы уместиться на суда, часто 
тонувшие, так и не успев дойти до противоположного берега.
   На восьмой день пути, преодолев огромный холм, мы добрались наконец до 
берега реки, вернее, до огромного количества пехотинцев, стоявших на берегу. 
Повсюду раздавались ругань и перебранки. Доносился также звук двигателей, 
отчего у нас поднялось настроение: раз двигатели работают, значит, где-то есть 
бензин. Мы знали, что в такой огромной стране без транспорта не обойтись, но 
даже и на нем не слишком далеко можно добраться из-за ужасных дорог. Но раз 
слышны моторы, значит, началась хоть какая-то реорганизация. В толпе виднелось 
множество машин, которые солдаты, несмотря ни на какие сложности, умудрились 
дотащить до реки.
   Но это был шум двигателей не грузовиков, а моторных лодок. Впрочем, их было 
явно недостаточно. На лодках перевозили и людей и машины. Оборудованию 
отдавалось предпочтение. Непросто было погрузить на суда, рассчитанные на 
перевозку телег с сеном, машины, орудия и легкие танки. К счастью, людей, 
заменявших портовые краны, было больше чем достаточно: даже на том месте, куда 
мы прибыли, их было не меньше тысячи. Солдаты стояли по шею в воде, держа доски,
 с которых производилась погрузка, пока вода не доходила им до подбородка. Им 
приходилось сражаться со временем.
   Лишь через два дня после нашего прибытия, когда перевезли на другой берег 
реки все возможное оборудование, началась переправа пяти дивизий. В нашем 
распоряжении было десять судов, каждое из которых вмещало не более двадцати 
человек и четыре баржи. Их тащили две маленькие лодки, снабженные переносным 
двигателем. Кроме того, имелось еще два странных понтона, каждый из которых 
вмещал сто пятьдесят человек.
   В этом месте, к югу от Киева, ширина Днепра достигает восьмисот метров. Если 
бы мы выбрали для переправы район, расположенный севернее Киева, то оказались 
бы в густонаселенной местности, где наверняка нашлись бы лодки. Да и река там 
сужается до ста метров. И в самом Киеве остались мосты.
   К вечеру третьего дня после нашего прибытия на западном берегу Днепра 
собралось уже десять тысяч человек. Первыми отправляли больных и раненых. Часто 
те, кто получил легкое ранение, уступали места тем, кто уже не мог идти. 
Несмотря на ливень и монотонную диету – конину, часто сырую, мы воспользовались 
вынужденной задержкой, чтобы отдохнуть.
   На третий или четвертый день все снова превратилось в ад. Стоило закончиться 
дождю, как мы услыхали грохот войны, вначале едва слышный, плохо различимый, а 
затем ясный. К нам сквозь грязь двигались танки.
   Одного урчания было достаточно, чтобы вызвать ужас среди восьмидесяти пяти 
тысяч солдат, оказавшихся в ловушке. Все подняли головы и внимательно 
прислушивались.
   Мы вглядывались в темноту и пытались заметить то, что увидеть невозможно. 
Затем повсюду раздались крики:
   – Танки!
   Мы схватили поклажу и побежали к реке. Вдруг лодки отошли еще не слишком 
далеко, и мы успеем сесть.
   Крики ужаса раздались над рекой. Многие кидали пожитки и бросались в воду, 
надеясь доплыть до противоположного берега. Раздавались крики о помощи. Безумие 
распространялось, как лесной пожар.
   От усталости я был почти в бессознательном состоянии. С пятью-шестью 
солдатами мы сидели на горе мешков, брошенных на влажную траву, и смотрели, как 
несется мимо нас воющая толпа.
   Офицеры, которые сохранили хоть немного самообладания, с помощью солдат, еще 
соображавших, что происходит, пытались вразумить толпу, будто пастухи 
обезумевшее стадо. Им удалось организовать несколько отрядов. Они поставили их 
на склонах холма. Солдаты должны были остановить советские танки. Солдаты 
растянулись в цепь вдоль берега реки, чтобы сохранить как можно больше жизней. 
Через полтора часа появились «Т-34». Их было немного. Они направлялись к Киеву, 
где шли напряженные бои.
   Я оставался на месте, когда разнесся слух, что из шин сделали плот и, 
возможно, на нем смогут переплыть на западный берег несколько солдат. Мы 
пробежали несколько сот метров и увидали у воды не менее сотни солдат. 
Несколько человек снимали покрышки с машин и сооружали из них плот. На нас 
воззрились отнюдь не дружелюбно. Наконец, какой-то здоровяк сказал:
   – Вы же видите, на этой штуковине не уместится и половина. Идите дальше, 
может, что там и найдете.
   Он говорил то же самое тем, кто пришел раньше, но большинство все же 
осталось, надеясь пробиться на плот, если нужно, силой. Но это не для меня. Да 
и все равно этот плот затонет. Я пошел вверх по реке в обществе двух 
артиллеристов, отставших от своих частей.