Вторая половина числящихся в списке солдат присоединилась к нам через четыре 
дня, в ста милях от линии фронта, в лагере знаменитой дивизии «Великая 
Германия». Большая часть дивизии, в основном раненые, занимали лагерь Ахтырка. 
Сама же дивизия сосредоточилась в огромном районе Курска – Белгорода. Лагерь 
поражал чистотой и порядком. Он напоминал лагеря бойскаутов, правда, снабжали 
его даже еще более роскошно. Ахтырка стала для нас оазисом в пустыне бездорожья.

   По приказу капрала мы вышли из грузовика и выстроились в два ряда. К нам 
подошли капитан, лейтенант и фельдфебель. Пухлый маленький капрал отдал честь. 
Все три офицера были. весьма странно одеты. Капитан напоминал маскарадную 
фигуру: китель из серо-зеленой материи с красными полосками наступательных 
войск, темно-зеленые брюки наездника и блестящие кавалерийские сапоги. Он 
махнул нам и что-то сказал фельдфебелю, который ничуть не уступал ему в 
элегантности. Посовещавшись с капитаном, фельдфебель подошел к нам, щелкнул 
каблуками и обратился к нам тоном, который, по крайней мере, был менее 
оскорбителен, чем у капрала, который приезжал за нами.
   – Добро пожаловать в дивизию «Великая Германия»! – сказал он. – С нами вы 
будете вести жизнь настоящего солдата. Только такая жизнь по-настоящему 
объединяет людей. Все мы считаем друг друга товарищами, каждый из нас в любую 
минуту может подвергнуться испытанию. Белые вороны, те, кому не нравится 
товарищеский дух, не долго задержатся в дивизии. Каждый должен рассчитывать на 
другого, не важно, как бы он к нему ни относился. Ошибка одного отражается на 
всем отряде. Нам не нужны те, кто попал сюда случайно, или слюнтяи. Каждый 
должен быть готов без колебания повиноваться приказу или сам отдать приказ. 
Думать за вас будут офицеры. Ваша задача – показать, что вы их достойны. Вы 
получите новое обмундирование и сбросите свои лохмотья. Непреложное правило для 
боеспособной дивизии – полная чистота. Мы не терпим неряшливого внешнего вида. 
– Он сделал глубокий вдох и продолжил: – Когда с приготовлениями будет 
покончено, отряд добровольцев получит бумаги на двухнедельный отпуск, который 
им обещали. Если не последует иных указаний, отпуска вступят в силу через пять 
дней, когда конвой отправится в Недригайлов. Можете действовать. Хайль Гитлер!
   Стоял прекрасный день. Судя по тому, что мы только что слышали, с приказами 
здесь не шутили. Но такая перемена была явно к лучшему: до этого мы 
сталкивались с грязью, ужасом, паникой и страданиями. И нам выдали 
увольнительные! От радости Гальс прыгал, как горный козлик.
   Пухлый капрал припас для нас еще один милый сюрприз. Но мы были в таком 
настроении, что ничто не могло омрачить нашей радости. Он приказал нам 
выстирать грязную одежду перед тем, как сдать ее на склад, где нам выдадут 
новую форму. Мы превратились в прачек, стоя обнаженными перед длинными корытами.
 Нижняя одежда настолько пропиталась грязью, что отстирать ее было невозможно. 
Я подбросил в воздух шорты и разорвал фуфайку. Та же участь постигла мои носки: 
я носил их с начала отступления, и они превратились в сплошные дыры. Затем, 
совершенно голые, мы по траве прошли на склад, чтобы сдать старую одежду, с 
которой еще капало, и получить новую. Две женщины чуть не подавились от смеха, 
увидав наше приближение.
   – Сапоги оставить! – прокричал фельдфебель, не слишком удивившийся нашему 
виду. – Здесь сапог нет!
   Нам выдали все новое, начиная с фуражек и кончая аптечками. Но не хватало 
самого необходимого, например кальсон и носков. Но тогда нас переполняла 
радость, и мы на все закрывали глаза.
   Переодевшись, мы направились к деревянному зданию казармы. На двери 
красовалась сделанная крупными буквами надпись, напоминавшая нам о 
необходимости соблюдать чистоту: «Вошь – значит смерть!» Пухлый маленький 
капрал, который привез нас из Харькова, провел нас внутрь. Мы с любопытством 
осматривали комнату, с весьма непритязательной обстановкой, но поражавшую 
чистотой.
   – Поскольку фельдфебеля здесь нет, я назначу ответственным одного из вас.
   Он прошел через наши ряды с полузакрытыми глазами, как будто хотел, чтобы 
для того, кого он выберет, назначение стало неожиданным; к тому же это 
придавало решению больше значимости. Наконец он выбрал солдата, в котором на 
первый взгляд не было ничего необычного.
   – Ты! – выкрикнул он. Солдат выступил вперед.
   – Как тебя зовут?
   – Видербек!
   – Видербек, до дальнейших приказаний ты отвечаешь за состояние этого 
помещения. Пойдешь в каптерку и возьмешь знаки дивизии. Все должны пришить их 
на рукава.
   Он перечислил еще целый ряд наших обязанностей, после каждого из которых 
голова бедняги Видербека склонялась все ниже и ниже.
   Каждый из нас получил знаменитый знак дивизии «Великая Германия»: название 
дивизии, написанное серебряными готическими буквами на черном фоне. Нашивка 
оставалась у меня на рукаве до самого 1945 года, когда прошел слух, что 
американцы расстреливают любого, у которого нашит не номер, а название дивизии. 
В тот момент, когда раздумывать было некогда, они вполне могли пристрелить 
любого из «Великой Германии» или Бранденбурга с такой же легкостью, как и героя 
«Лейбштандарте»[9] или дивизии «Мертвая голова». Но эти времена были еще далеко 
впереди. Тогда шла весна 1943 года, мы находились на завоеванной территории. 
Стояла чудесная погода, а в карманах у нас были разрешения на двухнедельный 
отпуск. После всего, через что мы прошли, новая жизнь казалась просто райской.
   За исключением утренних и вечерних перекличек, мы могли свободно ходить куда