– В таких случаях считают по отцу. Вы только взгляните, – обратился он к 
железнодорожникам, которые вообще не понимали, о чем идет речь. – Они даже 
французских детей забрали.
   – Во сколько прибудет поезд?
   – О поездах можешь не волноваться. Здесь они приходят по возможности.
   – Это как же?
   – Расписания нет. А чего ты хочешь? Ты же не на германских железных дорогах.
   – Но ведь…
   – Естественно, время от времени мимо станции следуют поезда. Но когда именно,
 кто знает. – Он улыбнулся: – Посиди с нами. У тебя уйма времени.
   – Нет. Времени у меня совсем нет. Мне надо поскорее уехать отсюда. Не 
собираюсь без толку здесь куковать.
   – Как хочешь. Можешь прогуляться по улице и заработать простуду. Можешь 
отправиться в Винницу. Оттуда поезда ходят чаще. Только я предупреждаю: 
придется километров шестьдесят идти сквозь густой лес, где полным-полно друзей 
этих ребят. – Он кивком указал на железнодорожных рабочих. – А они не друзья с 
Адольфом и могут прекратить твой отпуск досрочно.
   Он посмотрел на русских и усмехнулся. Они улыбнулись в ответ, хотя так и не 
поняли, о чем идет речь.
   – Вы это о ком? – недоумевал я.
   – О партизанах, о ком же еще!
   – Хотите сказать, что здесь еще остались эти мерзавцы?
   Теперь настала его очередь удивляться.
   – А куда они денутся! Их и в Румынии полно, и в Венгрии, и в Польше. Да, 
наверно, и в Германии. Меня будто по голове ударили.
   – Присаживайся, парень. Не стоит лезть на рожон. Глупо подставляться под 
пули из-за нескольких часов. Мне удалось достать настоящий кофе. Он здесь на 
кухне, крепкий и горячий. Есть у меня в комиссариате приятель, отличный парень. 
Ему тоже это все осточертело.
   Он вернулся с большим армейским кофейником.
   – Мы тут только и делаем, что дуем кофе.
   Он взглянул на русских. Те продолжали улыбаться.
   Мне стало немного не по себе.
   – А что вы здесь делаете?
   – Что делаю! – раздраженно повторил он. – Охраняю эту кучу. – Он указал на 
стоявшие снаружи ящики. – И этих бедняг. За кого они меня принимают? Мне 
стукнуло уже шестьдесят, а они хотят, чтобы я изображал из себя часового. 
Тридцать лет я проработал на железных дорогах в Пруссии и Германии. И вот как 
меня отблагодарили! Специализация – вот что нам нужно. Каждому дать свое место. 
Организовать все как следует. Зиг хайль! Мне все это до смерти надоело.
   К концу этой тирады он уже кричал и со всей силой бросил чашку на блюдце. 
Сцена напоминала парижское бистро Мне показалось, что мир переворачивается 
вверх тормашками.
   – Кофейник – армейская собственность. А вы его взяли без разрешения, – не 
желал сдаваться я.
   Солдат взглянул на меня и медленно поставил чашку, которую только что 
наполнил дымящейся жидкостью. Затем передал ее мне.
   – Держи-ка. Попробуй.
   На несколько секунд наступило молчание. Потом солдат снова заговорил, на 
этот раз спокойно и серьезно:
   – Послушай меня, мой мальчик. Мне пятьдесят семь. С четырнадцатого по 
восемнадцатый воевал, был кавалеристом. Два года сидел в плену в Голландии. 
Прошло уже три с половиной года, как меня снова забрали в армию. На фронтах, 
которые решила защищать наша обожаемая родина, у меня сражаются три сына Я уже 
старик. Когда-то меня, может, и волновала политика, а теперь мне важнее эта 
чашка кофе, чем она. Так что выпей горяченького и попытайся хоть на немного 
забыть, куда попал.
   Я молча смотрел на него.
   – Я не какой-нибудь там фельдфебель, не офицер и не фюрер. Просто старый 
железнодорожник, которому пришлось сменить форму. Сядь, расслабься.
   – То, что вы сказали, это же просто возмутительно. Каждый день на фронте 
гибнут за нашу родину солдаты, а…
   – Если нашей родине что-то от меня нужно, я готов отложить выход на пенсию 
еще на пару лет.
   – Но… но…
   У меня перехватило дыхание. Хотя я сильно пострадал из-за войны, но никак не 
мог представить для себя другой жизни. Мне казалось, что старый солдат 
передергивает, но я не мог выразить свою мысль. Возможно, я был слишком молод и 
ничего не понимал.
   – Не согласен ни с одним вашим словом! – крикнул я, вне себя от гнева. – 
Если бы все думали как вы, все потеряло бы значение. Для вас, таких, нет цели в 
жизни!
   В углу комнаты валялась его винтовка.
   – Что, если ваши друзья возьмут оружие? – Я кивком указал сначала на нее, 
потом на русских. – Вам это не приходило в голову?
   Я подумал, что он вышвырнет меня. Но он никак не отреагировал. Может, 
боялся?
   – Когда закончим, я отнесу кофейник, – произнес он с усмешкой. – Налить еще?
   Я взялся за чашку, довольный, что наставил товарища по оружию на путь 
истинный.