ли вообще государство производить любое количество ценностей. Оно так же 
подпадает под действие закона спроса и предложения. Все эти вопросы, и самые 
важные в большей степени, находятся в противоречии с программой Федера. «За» и 
«против» не смолкают. Тот, кто хочет серьезно подойти к делу формирования 
собственного мнения, не ограничится теми или иными краткими указаниями. 
Решающий вопрос здесь: является предложенный путь оправданным риском или просто 
утопией? В любом случае первая и важнейшая предпосылка разрушения цензового 
рабства состоит в создании сильного государства. Вторая – в осуществлении 
высшей власти государства над экономикой. Третья – в национальной свободе 
данного государства.
С этим третьим предположением мы встречаемся, поскольку оно составляет 
жизненную волю национал-социализма. Разрушение процентного рабства мыслимо лишь 
при одновременном разрушении ярма поборов благодаря национальной свободной воле.
 В своей социалистической составляющей национал-социализм отходит от 
капитализма гражданских партий и приближается к Немецкой национальной партии. В 
своей национальной жизненной воле он отходит от марксизма любых оттенков, 
благодаря чьей внешней политике немецкая экономика попала в руки 
интернационального капитала. Первое предварительное условие снижения процентов 
состоит в ограничении груза поборов. До тех пор пока представители 
американского и еврейского капитала могут разыгрывать из себя хозяев Германии, 
мы тщетно ожидаем того дня, когда будет сказана правда: «Германия – родина 
немцев». Мы потеряли наше военное управление, потеряли управление финансами. 
Рейх уже больше не является родиной для нас и наших детей, государством свободы 
и родиной безопасности. С каждым годом все сильнее сжимаются тиски 
репарационных выплат. Они душат наше социальное обеспечение, они подрывают 
жилищное строительство: больше миллиона немцев живут на чердаках и в подвалах в 
более ужасных условиях, чем скот. Они помогают убивать еще не рожденных детей. 
К тому же погибает культура. Во что превратились немецкие школы? В предприятия 
массового производства, в которых учителя едва ли знают, как помочь делу. Все 
блага, предоставленные именно нам милостью Божьей, зачахли в бедности: 
образование, наука и искусство. Поэтому борьба национал-социализма против 
процентного рабства и интернационального капитала ведется как внутри Германии, 
так и вовне.
Здесь возникает проблема государства. Здесь нельзя пройти мимо еврейского 
вопроса: будет он решен через монархию или республику – все равно. Пять или 
двадцать пять федеральных государств – не имеет значения «в том случае, если в 
них объединятся только все немецкие племена, объединенные сильной 
централизованной властью, противостоящие загранице подобно железной скале, в 
которых радостно и в довольствии могли бы жить немецкие граждане».[125] Воля, 
вырастающая из этого взгляда на сложившееся положение, уменьшится до борьбы за 
замкнутое государство, объединяющее все немецкие племена. «Мы не отречемся ни 
от одного немца», ни в Австрии, ни в Польше, ни в Эльзасе и Лотарингии, и при 
этом можно было бы продолжить в духе Федера: «Но мы отречемся от каждого 
иностранца». Речь идет о выдворении евреев и всех не немцев со всех значимых 
постов в общественной жизни.[126]
Неважно, насколько эти требования обоснованы логически в отдельных пунктах. В 
этом отношении программа содержит постулаты, находящиеся в противоречии с 
прежними утверждениями национал-социализма. Она возвращается обратно к 
демократической идеологии, самоопределению народов, политическому равноправию 
наций. Тактика побеждает логику. Тем не менее выражение народной воли в целом 
следует правовым нормам. Оно зародилось из-за обделенности немецкого народа. 
Нам не были даны: кровь, страна, язык, поскольку мы их выкинули на свалку, 
подобно хламу и нечистотам. Кровь, язык, страна – это первое, что мы получаем, 
еще до того, как учимся самостоятельно жить и мыслить, это божественное 
творческое начало. Но этот дар обязывает. И эта ответственность требует со всей 
серьезностью отнестись к формированию полученной нами собственности. Это имеет 
политические последствия для народа и государства. И это устанавливает границы 
между людьми и явлениями других народов. Конечно, государственно-политические 
требования национал-социализма, касающиеся решения еврейского вопроса, являются 
достаточно сложными. Их глубинный смысл недосягаем. Разумеется, то, что их 
начнут выполнять, поднимая борьбу за очищение расы из сферы 
народно-политической и государственно-политической целесообразности в сферу 
мировоззренческую, выглядит более чем сомнительно. Это будет проверено с 
беспощадной прямотой. Но здесь речь вначале пойдет о политических требованиях 
национал-социализма – нет, об инстинкте, лежащем в основе этих требований. 
Имеем ли мы право разом покончить с этим инстинктом? Не является ли нашей 
обязанностью, напротив, восхищаться этим инстинктом как голосом природы, 
направленным против того, что общественное мнение, право и экономику нашего 
народа захватили люди и власти, которые сами вообще не могут понять, чем мы, 
немецкий народ, наделены. Конечно, это во многом зависит от того, как такая 
борьба с еврейством будет осуществляться. И кроме того, мы имеем все основания 
вспомнить о том, что «голос природы» не обязательно является голосом правды. Да,
 так как мы знаем об ответственности перед Творцом, мы должны решительно 
противостоять любому притязанию на исключительность какой-то одной расы. Но 
вера в Божественный творческий замысел подразумевает, с другой стороны, 
народную ответственность.[127] Эта ответственность в нашем народе давно 
потеряла силу. В прошедшем столетии уже звучали голоса, воскрешавшие ее. Мы 
подразумеваем двух пророков евангелической церкви, которым мы благодарны до сих 
пор: Эрнст Мориц Арнд и Адольф Штекер. Сегодня эта ответственность пробуждается 
вновь. Я, как христианин, не могу сказать ей «нет».