|
СА.
Гитлер, как можно понять, даже не будучи специалистом – историком или
политологом, не хотел терпеть в рядах НСДАП слишком самостоятельное
подразделение со столь активным и самовластным руководством. Но сделать для его
обуздания пока ничего не мог, а потому, принимая все возможные меры
предосторожности, вынужден был терпеть сложившуюся ситуацию. Активность СА
заставляла его не на шутку опасаться не только за свое главенство в партии, но
и за саму жизнь. Поэтому весной 1923 года он обзавелся личной охраной из числа
«старых борцов», не имевших никакого отношения к Рему и поклявшихся вождю
защищать его от врагов до последнего своего дыхания. Фактически – группой
телохранителей, но работающих не за деньги, а, так сказать, за идею.
Лейб-гвардией. Он сам так писал об этом: «Я сказал себе тогда, что мне
необходима личная охрана, пусть немногочисленная, но беспредельно преданная мне,
члены которой могли бы пойти против собственных братьев».[7]
Нужно сказать, что клятва относительно «последнего дыхания» не была просто
красивыми словами. Как показывает практика, клятва верности, приносимая
кадровым немецким офицером, значила для него больше, чем соображения личной
безопасности. Поэтому, кстати, не должен вызывать удивления у нас,
рассматривающих ситуацию со стороны, опираясь на знание истории, и поражавший
наших дедов фанатизм кадровых эсэсовцев, продолжавших боевые действия в
безвыходной ситуации, без надежды на победу и пощаду. Дело в том, что для
немецкого менталитета вообще свойственно очень специфическое отношение к
понятиям «долг», «присяга», «честь». Представьте, что война для вас – не просто
исторический эпизод, не просто некий фрагмент жизни, но профессия, доставшаяся
по наследству от предков, что армия – это не просто силовые структуры, но часть
истории семьи. Примерьте на себя это ощущение – и вам станет более или менее
ясно, о чем идет речь. Присяга действительно была для них не пустым звуком, но
чем-то большим, чем клятва. Частью образа жизни, образа действий.
Новое подразделение НСДАП внешне практически ничем не отличалось от штурмовиков.
Единственным знаком отличия «лейб-гвардейцев вождя» было серебряное
изображение черепа на головном уборе да траурный креп вокруг красной нарукавной
повязки со свастикой. Каких только мистических «прибамбасов» не наворачивают
современные «популярные авторы» вокруг этой символики! Диву даешься, как
прекрасно развита у них фантазия. И некромантский символ это, и магический
сигул, и черт знает что еще.
Между тем ничего необычного ни в траурном крепе, ни в кокарде-черепушке не было.
Потому что это были элементы более чем традиционные для армий доброго десятка
европейских стран. В середине XVIII века черную униформу и кивера с серебряной
эмблемой – черепом со скрещенными костями – носили полки королевских лейб-гусар.
В начале XIX века «мертвая голова» появилась на штандарте 17-го
Брауншвейгского гусарского полка и 3-го батальона 92-го пехотного полка. В годы
Первой мировой череп стал эмблемой элитных штурмовых частей германской армии,
огнеметчиков и танкистов. В качестве личной эмблемы его использовал один из
легендарных немецких асов Георг фон Хантельман. После 1918 года эмблему стали
использовать в униформе подразделения Добровольческого корпуса. И только потом
ее переняли лейб-гвардейцы Адольфа Гитлера. Впрочем, не только СС пользовалась
старинным символом. В вермахте серебряный череп на головном уборе носили 5-й
кавалерийский и 7-й пехотный полки, в люфтваффе – 4-я авиагруппа специального
назначения и 54-я ударная, подразделения береговой охраны «Данциг» –
«наследники» Черных гусар.
Причем только Германией дело не ограничивалось. «Мертвая голова» и черные
элементы в униформе были в ходу у многих гвардейских подразделений разных стран.
Под этим знаком воевали в Гражданскую войска генерала Дроздовского, его
использовали британские подводники, некоторые части особого назначения армии
США, польские танкисты, финские кавалеристы, французские полицейские службы
безопасности. В любом случае череп на фуражке или на рукаве символизировал
стремление сражаться до победы или до смерти. Или в крайнем случае особую
опасность выполняемых подразделением задач. В общем, акцентировать внимание на
этой символике не стоит. Не то чтобы она ничего не значила, но, прямо скажем,
значила куда меньше, чем принято полагать.
Все начиналось в пивных. СА, а потом и СС вышли именно отсюда. Первым их
оружием были тяжелые пивные кружки
Личная охрана должна была оберегать руководителя партии от разнообразных
опасностей, как связанных с его политической деятельностью, участием в митингах,
публичными выступлениями, так и от тех, которыми чреваты внутрипартийные
конфликты. Защитить его от «удара кинжалом в спину» не в идеологическом, а в
прямом смысле.
«Удар кинжалом в спину» – один из главных мифов немецких радикально правых –
убеждение, что поражение Германии в Первой мировой – результат заговора
«тыловых крыс» и соглашателей, пошедших на сговор с врагами родины в то время,
когда германская армия была близка к победе в войне.
Впрочем, как выяснилось, защита вождю так и не понадобилась – штурмовые отряды
не решились на внутрипартийный заговор. Конфликт с СА разрешился, причем на
удивление мирно: в конце весны того же года Эрхард оставил ряды НСДАП, забрав
из СА свои кадры. Однако партия от этого не слишком пострадала. Напротив,
Адольф Гитлер был даже рад уходу «раскольника», ставившего под угрозу единство
НСДАП. Конечно, штурмовые отряды лишились части кадровых офицеров, на которых
можно было бы опереться в случае захвата власти, зато больше никто не
|
|