одиночку, оставшись полководцем без полков и фельдмаршалом без армии.

История с Манштейном не прошла бесследно для подорванного здоровья Роммеля — 
фобии превратили его жизнь в сплошной ад. После каждого нового расквартирования 
он приказывал проверять помещение на предмет обнаружения подслушивающих 
устройств. Маршал справедливо опасался слежки, даже не сомневался в том, что 
находится под наблюдением гестапо или СД.

В начале июля 1943 года штаб-квартира была переведена в Берхтесгаден, а Главный 
штаб сухопутных войск остался в Восточной Пруссии. «Рабочий штаб» Роммеля 
перебрался вслед за Ставкой фюрера и размещался в одной из казарм местечка 
Франкентрупп под Берхтесгаденом. Роммель по-прежнему занимался вопросами 
Средиземноморья и дважды в день присутствовал на оперативных совещаниях при 
фюрере. Утренние совещания начинались в 11 — 11.30 утра и продолжались до обеда,
 около полутора часов. Вечерние начинались между 20.00 и 20.30 и обычно 
продолжались два часа, но очень часто обсуждение ситуации на аренах военных 
действий заканчивалось и заполночь.






ОПЕРАТИВНОЕ СОВЕЩАНИЕ


По свидетельству одного генштабиста из окружения Роммеля оперативные совещания 
в Ставке производили двусмысленное впечатление. Ежедневная рутина притупляла 
восприятие «старожилов», а на новичков самым удручающим образом действовала 
поверхностность при принятии решений, касающихся жизни десятков тысяч солдат и 
судьбы целых народов. Обычно совещание открывалось докладом начальника 
генерального штаба. В отведенные на выступление 10 минут ему по логике вещей 
следовало бы проанализировать общее положение на фронтах и заострить внимание 
присутствующих на последних оперативных сводках, но он ограничивался только 
Восточным фронтом. Средиземноморье и все остальные, так называемые «театры 
военных действий ОKB» находились в компетенции печально известного Йодля. Потом 
Цайцлер молниеносно справлялся с докладом о положении дел на отдельных участках 
Восточного фронта, а Гитлер молча сидел, низко опустив голову над столом, даже 
не пытаясь проявить заинтересованности. Раз за разом его здоровая рука 
погружалась в карман в поисках стеклянного флакона со стимулирующими таблетками.
 В то время фюрер уже производил впечатление тяжело больного человека. Если он 
говорил, то настолько тихо, что стоящий рядом с ним человек вынужден был 
прилагать немало усилий, чтобы попытаться хоть что-нибудь понять.

Затем к карте подходил Йодль и сообщал о развитии ситуации в Италии, Норвегии, 
во Франции и на Балканах. Он производил парадоксальное впечатление толкового и 
грамотного докладчика, совершенно не желающего глубоко вникать в суть 
излагаемых проблем. Он играл хорошо поставленным голосом, обрисовывал 
проблемные задачи, вычленял узловые вопросы, которые никто в его оперативном 
отделе никогда и не собирался решать. Как и старый рутинер Цайцлер, он старался 
как можно быстрее проскочить «сомнительные», с точки зрения тяжести 
создавшегося положения, места в своем рапорте и тогда сбивался на речитатив. 
Если не происходило ничего экстраординарного, Гитлер оставлял и это выступление 
без замечаний. В докладах обоих генерал-оберстов обычно содержался перечень 
оперативных мероприятий ближайших дней и даже часов, он-то и поступал на 
окончательное утверждение Адольфа Гитлера. Иногда фюрер крайне скупо 
консультировался с Герингом и другими участниками совещания, ограничиваясь 
подчас вялым движением руки или репликой «согласен», или «об этом не может быть 
и речи, ищите более приемлемое решение».

С докладом о войне в воздухе выступали либо Геринг, либо начальник генштаба 
люфтваффе, Ганс Ешонек. От ВМФ выступали Дениц или его начальник штаба. В самом 
конце утреннего совещания слово предоставлялось начальнику метеослужбы. В связи 
с перспективой ожидаемых воздушных налетов на территорию рейха его долгосрочные 
метеорологические прогнозы обретали особую актуальность. На этом «военная» 
повестка дня обычно исчерпывалась, и генералитет возвращался к прерванным делам.
 Выступавший в самом начале совещания Цайцлер к концу его обычно исчезал. 
Штабная история сохранила плоский, но не ставший от этого менее правдивым 
анекдот: когда на начальника Генерального штаба находила «блажь» и ему вдруг 
хотелось узнать о положении дел на других аренах военных действий, он 
использовал богатейший арсенал трюков или прибегал к помощи преданных ему 
ординарцев, писарей и прочих «осведомителей». Так на самом деле выглядели 
взаимодействие фронтов и координация боевых действий, которые значили для 
испытывающей постоянный дефицит сил и средств Германии куда больше, чем для 
богатых союзников.

Вслед за военными выступали политики и промышленники. Шпеер высказывался по 
проблемам вооружений, а представитель МИД, это мог быть и сам Риббентроп, 
излагал «актуальные вопросы немецкой внешней политики», к сожалению, как 
таковой на тот момент уже не существовавшей и занимавшейся исключительно