дело, а в том, с каким обожанием фронтовики «едят глазами начальство», мол, 
именно это и произвело на меня самое благоприятное впечатление... 
Прознав об участии в летней кампании румынских и венгерских экспедиционных 
частей, Муссолини решил, что Италия никак не может остаться в стороне от 
событий. Дуче, без каких-либо намеков с нашей стороны, немедленно заявил, что 
намерен выставить не менее 10 «элитных» дивизий. К сожалению, фюрер не проявил 
присущую ему непреклонность и не отказался от услуг итальянских союзников. По 
донесениям нашего полномочного представителя в Риме генерала фон Ринтелена, 
речь шла об отправке на Восточный фронт 4–6 горнострелковых и 3–4 пехотных 
дивизий — действительно лучших сил итальянской армии. Мы могли осуществить их 
переброску на Восток только летом, поскольку накануне весенне-летнего 
наступления обстановка на железных дорогах была крайне напряженной. 
Зимой 1941/42 только создание спецкомиссии по военным перевозкам спасло систему 
тылового обеспечения [313] и снабжения войск от полного краха. Бывали дни, 
когда от страшных морозов выходили из строя до 100 локомотивов ежесуточно. 
Немецкая техника оказалась неприспособленной к экстремальным погодным условиям. 
При отступлении русские повсеместно уничтожали склад-базы железнодорожного 
инженерного имущества и железнодорожно-строительных материалов, что заставляло 
нас еще и перешивать русские пути на немецкую колею... 
Проблемы железнодорожных перевозок при стратегическом развертывании и 
эксплуатация железных дорог стали предметом специального совещания в ставке 
фюрера. Начальник управления военных перевозок генерал Герке справедливо 
жаловался на нежелание административных служб государственных железных дорог 
своевременно обновлять вышедшие из строя локомотивы и ремонтировать 
железнодорожные сооружения и инженерное оборудование. Выслушав обе стороны, 
Гитлер принял беспрецедентное решение: железнодорожные перевозки в России — от 
погрузки до разгрузки транспортов в районах сосредоточения военных грузов для 
действующей армии, обслуживания обменных пунктов и т.п. до сопровождения 
составов и их охраны, — переходят в компетенцию администрации государственных 
железных дорог. Генерал Герке был достаточно опытен и умен, чтобы не выдвигать 
никаких возражений, сняв с себя и вермахта всякую ответственность по этому 
поводу. Чтобы не быть голословным, приведу несколько цифр: суточная потребность 
сухопутной армии (без люфтваффе) в подвозимом довольствии составляла 120 
эшелонов; во время активизации боевых действий, когда возрастала потребность в 
подвозимых боеприпасах и возникала необходимость отправки раненых в тыл, 
количество грузовых составов значительно увеличивалось; ежедневно на фронт 
отправлялось до 100 эшелонов, да и то не всегда, если учесть, что партизаны 
совершали иной раз до 100 подрывов железнодорожного полотна за ночь. [314] 
ОТ ПОЛТАВЫ ДО СТАЛИНГРАДА
Весенняя операция на полтавском направлении началась, когда, воспользовавшись 
вдавленностью немецкого фронта, русские создали угрозу прорыва глубоким 
вклиниванием в наши ослабленные и растянутые оборонительные порядки. 
Фельдмаршал фон Бок намеревался задействовать предназначенные для нанесения 
контрудара силы и перебрасываемое подкрепление на западном фланге фронта, где 
как раз и обозначилась реальная угроза прорыва. Фюрер как главнокомандующий 
сухопутной армией отдал приказ о нанесении удара по основанию дуги, с тем чтобы 
отрезать и уничтожить находившиеся там силы противника. Фон Бок опасался, что 
может не успеть с упреждением русского прорыва. 
Тогда Гитлер решительно вмешался и провел операцию в соответствии со своим 
планом — и оказался прав: после того как противник ввел в бой и частично 
израсходовал свои силы, наш внезапный удар оказался для него полной 
неожиданностью, в одночасье изменив кризисную ситуацию на этом участке фронта. 
Мы добились решающей победы, захватив много пленных. 
У меня уже нет времени, чтобы подробно описать ход проведенной в соответствии с 
планами фюрера операции, которая началась под Полтавой, а закончилась на Волге, 
у стен Сталинграда, став поворотным пунктом всей кампании на Востоке. Расскажу 
только о некоторых наиболее запомнившихся мне эпизодах. 
Операция началась с совершенно дикой истории, когда вражеская пресса частично 
опубликовала... план немецкого наступления. По крайней мере, одна из фраз 
директивы фюрера была воспроизведена дословно, так что у нас не возникло 
никаких сомнений в прямой измене. Фюрер и раньше испытывал недоверие к штабам, 
принимавшим участие в разработке операции на предварительной стадии, теперь же 
он называл генштаб [315] не иначе как «гнездом заговорщиков и предателей». Уже 
следующей зимой выяснилось, что предателем оказался офицер разведотдела 
оперативного штаба люфтваффе, призванный на действительную службу из запаса. 
Главному управлению имперской безопасности удалось выйти на след разветвленной 
организации государственных преступников и изменников родины, действовавшей в 
Берлине. В декабре 1942 г. в верховном военном трибунале состоялся процесс, 
завершившийся вынесением справедливых приговоров членам шпионской организации, 
главным образом, гражданским лицам — мужчинам и женщинам. Руководителем и 
организатором шпионской сети, так называемой «Красной капеллы», был тот самый 
вышеупомянутый офицер люфтваффе, некий оберстлейтенант Харро Шульце-Бойзен. 
Вместе со своей женой Либертас, внучкой князя Филиппа Ойленбургского, он 
установил связь с советской разведкой и передавал коммунистам секретную 
оперативно-стратегическую информацию. Однако вплоть до вынесения приговора 
фюрер несправедливо обвинял в измене генеральный штаб. 
19.6.1942 г. «Шторх» майора генерального штаба Райхеля, Ia 23 танковой дивизии, 
был подбит огнем зенитной артиллерии противника и совершил вынужденную посадку 
на нейтральной полосе. Райхель был убит на месте. За несколько дней до начала 
немецкого контрнаступления в руки русской контрразведки попали секретные