коем случае не пытались подменить собой нижестоящие командные инстанции. 
Наоборот, мы с удовольствием делегировали им полномочия, не требующие 
стандартизации и организации по единому плану, и были заинтересованы в [92] их 
кадровом усилении для реализации своих планов. Я стремился к тому, чтобы штат 
вновь организуемой «центральной министерской инстанции» был укомплектован 
опытнейшими офицерами из трех составных частей вермахта. Во главу угла 
ставились академизм, профессионализм и искренняя заинтересованность офицеров в 
усилении не только «своего» рода войск, но и всего вермахта в целом. 
Следующим шагом стала реорганизация института военной контрразведки. В свете 
стоящих перед нами задач возникла необходимость создания... централизованной 
структуры для всей армии. Далее на повестку дня встал вопрос формирования трех 
подотделов в составе службы тыла, в компетенцию которых входили следующие 
задачи: 
а) внутриполитические (компетенция НСДАП); 
б) интендантское дело и вольнонаемный персонал; 
в) снабжение, денежное довольствие, государственное обеспечение. 
Разнообразие и разносторонность стоящих перед службами тыла задач поставили 
меня перед необходимостью выделения этого отдела в самостоятельное «общее 
управление вермахта» — своего рода военное министерство в миниатюре. 
После создания инспекции военной промышленности в составе военно-экономического 
штаба в 1937 г. последовало разделение последнего на два отдельных управления — 
экономическое и военно-промышленное. 
Дальнейшие подробности интересны разве что тем, что я по-прежнему вел 
ожесточенную борьбу против раздувания штатов и такого хронического «уродства» 
бюрократии, как гиперцефалия! Разбухание аппарата и увеличение расходов на 
собственное содержание — то, что принципиально невозможно, например, в 
фермерском хозяйстве, где вступают в действие простейшие [93] законы 
себестоимости, — вечное несчастье нашей заорганизованности. Остается только 
сожалеть, что военные власти не в состоянии содержать собственный аппарат. 
«Самоокупаемость» привела бы не только к рационализации ратного труда, но и к 
ощутимому увеличению коэффициента полезного действия армейских структур... 
ЭКСПАНСИЯ
В 1936 г. я был произведен в генерал-лейтенанты. Трудный год — решающий период 
в строительстве новых вооруженных сил. В субботу, 7 марта, Гитлер решился на 
очень рискованную операцию: 3 батальона форсировали Рейн и выдвинулись в 
направления на Ахен, Кайзерслаутерн и Саарбрюкен. Вермахт вступил на территорию 
демилитаризованной Рейнской зоны. 
Ратификация французским парламентом русско-французского договора означала, что 
Франция предпринимает действия, направленные против Германии, и разрывает 
Локарнское соглашение. Тем не менее опасность санкций со стороны французов была 
крайне велика. Бурный протест западных правительств заставил фон Бломберга 
предложить Гитлеру не рисковать и отозвать батальоны. Фюрер отклонил 
предложение и приказал ни в коем случае не отступать и сражаться в случае 
нападения противника. 2 батальон 17 пехотного полка отрабатывал строевые приемы 
на Рыночной площади Саарбрюкена под нацеленными на город жерлами французских 
пушек. 
Забили тревогу три военных атташе из Лондона — своей пессимистичностью среди 
них выделялся атташе сухопутных войск оберст Гейр фон Швеппенбург. Гитлер вновь 
вызвал Бломберга и Фрича и заявил, что не собирается поддаваться угрозам. 
Министерство иностранных [94] дел получило ноту из Лондона с требованием не 
воздвигать фортификационные сооружения западнее Рейна... В этот день фон 
Бломберг, вопреки моим протестам, вылетел в Бремен. Фюрер вызвал в 
рейхсканцелярию Фрича, министра иностранных дел Константина фон Нейрата и меня. 
Я впервые предстал перед рейхсканцлером, не считая моей краткой беседы с ним во 
время приема группы генералов. Он сразу же потребовал от Нейрата и Фрича 
сформулировать их видение проблемы и предложить конструктивные варианты ее 
решения. Потом он обратился ко мне. До сих пор я не принимал участия в беседе, 
а только внимательно слушал. Я сделал шаг вперед и произнес: «Так или иначе, в 
настоящий момент мы не собираемся возводить долговременные огневые узлы и 
прочие оборонительные фортификационные сооружения на левом берегу Рейна — чисто 
техническое решение этой проблемы займет не меньше года. Так что мы можем с 
чистой совестью пообещать это британцам...» Гитлер выслушал меня внимательно и 
благосклонно, однако принял решение дать более уклончивый «дипломатический» 
ответ: «Рейхсправительство изучит претензии британской и французской сторон, 
заверяя их в том, что даже не рассматривало вопрос об укреплениях в бывшей 
демилитаризованной зоне, поскольку не видит в этом ни малейшей необходимости. 
Пока нас вполне удовлетворяет качество оборонительных сооружений «линии 
Шварцвальд — Оденвальд — Веттерау — Рейн», завершение строительства которых 
намечено на 1950 г...» 
Между тем фюрер попросил фон Нейрата остаться, а я и Фрич удалились. Это была 
моя первая служебная встреча с Гитлером. Постепенно напряжение спало. Думаю, 
что только тогда Гитлер осознал, на какой грани он балансировал. Однако он 
рискнул, поставил на карту все и сорвал банк! Рейхсканцлер продемонстрировал 
[95] всему миру стальную прочность своих нервов и политическую интуицию. Не 
удивительно, что его авторитет государственного деятеля и политика резко возрос.
.. 
Не буду подробно описывать распорядок моего рабочего дня, скажу только, что 
ежедневно ходил на доклад к Бломбергу. Тем для обсуждения было предостаточно. К 
фюреру рейхсминистр ходил по вечерам и всегда один. Чтобы проинформировать 
Гитлера, он обычно записывал в тетрадь для докладов даже и второстепенные, на