преступлениях выдвигались против федерального министра профессора Теодора 
Оберлендера и Ганса Герварта фон Биттенфель-да, посла, государственного 
секретаря и начальника канцелярии федерального президента. Профессор Оберлендер 
во время войны был капитаном вермахта, командиром особого отряда Бергманн, 
состоявшего из горцев оккупированных районов Кавказа и подчинявшегося [306] 
начальнику Абвера адмиралу Канарису. Оберлендер был уволен из вермахта за 
резкую критику восточной политики национал-социалистов. Герварт фон Биттенфельд 
был до войны советником германского посольства в Москве, во время войны — 
ротмистр, адъютант генерала добровольческих соединений в ОКВ Кестринга. 
Невиновность Оберлендера была доказана в суде{806}, а что касается фон 
Биттенфельда, прозванного нотариусом власовской армии, в свое время 
принадлежавшего к группе заговорщиков вокруг полковника генштаба графа 
Штауффенберга, то у него просто не было возможности совершать кровавые 
преступления в оккупированных районах, поскольку он состоял адъютантом при 
старом генерале, в основном выполнявшем совещательные функции{807}. Не стоит 
тратить время на доказательства беспочвенности советских обвинений. Др. Хаит, 
статья о котором была напечатана в "Известиях", ответил на нее в 
горько-ироническом тоне{808}. 
В 1930 году Черчилль писал, что большевистские "диктаторы" только до 1924 года 
уничтожили 28 епископов, б 000 профессоров и учителей, 9 000 врачей, 12 950 
помещиков, 54 000 офицеров, 70 000 полицейских, 193 290 рабочих, 260 000 солдат,
 355 250 представителей умственного труда и промышленников, 815 000 крестьян. 
Эти цифры подтверждаются мистером Хирнсхоу из Кинге колледжа в Лондоне в его 
блестящем введении к "Обзору социализма". В эти цифры не входят чудовищные 
потери русского населения от голода. 
И Черчилль отмечает, что в деле уничтожения людей ни один азиатский завоеватель,
 никакой Тамерлан или Чингисхан не мог бы потягаться с Лениным, которого 
Черчилль сравнивает с чумной бациллойбЗ. Что же касается Сталина, то по самым 
осторожным подсчетам в его эпоху, в период 1930-1950 гг., по 
идейно-политическим причинам было уничтожено как минимум 20 миллионов 
человек{809}. И вот теперь проповедники этого режима обвиняли в жестокости тех, 
кто против режима восстал! Впрочем, при всей своей примитивности, обвинения 
против власовцев не прошли бесследно: советский лексикон оказал свое 
воздействие на ментальность западной общественности, мало сведущей в этом 
вопросе. 
В 1979 году администрация президента Дж. Картера приступила, по советским 
настояниям, к юридическим мерам против некоторых [307] американских граждан, 
которые родились в СССР и приехали в США после войны{810}. Советское 
правительство с готовностью предоставило обвинительный материал из архивов КГБ. 
На этом основании департамент юстиции США до 1980 года провел не менее 260 
предварительных расследований на предмет "возможного участия в военных 
преступлениях" тех или иных лиц{811}. Следует сказать, что новая политика 
американского правительства не встретила в США ни малейшего сочувствия. Внутри 
департамента юстиции произошло даже нечто вроде революции, во всяком случае — 
были очевидные признаки недовольства{812}. Смешно было бы предполагать, что 
власти США сотрудничают с КГБ в расследовании случаев, в которых речь идет о 
"преследовании по расовому, религиозному или национальному признаку либо в силу 
политических убеждений". В отличие от СССР и от Западной Германии в США не 
решается вопрос об определении уголовных наказаний, эти расследования носят 
гражданский, а не уголовный характер{813}. Верховный суд разбирает лишь вопрос 
о правомерности лишения обвиняемого американского гражданства в случае обмана 
иммиграционных властей при въезде в страну, при этом департамент юстиции 
прилагает все усилия для выяснения обстоятельств каждого конкретного дела{814}. 

Так, 28 марта 1980 года посольство США запросило министерство иностранных дел в 
Бонне в вербальной ноте № 126 о подготовке и передаче копий большого числа 
актов, документов и рукописей, которые были перечислены в указателе источников 
и документов в моей книге " Восточные легионы". В вербальной ноте № 31 от 17 
марта 1983 года речь шла о предоставлении копий определенных материалов из 
указателя к моей книге " Немцы и калмыки". Эти официальные шаги американского 
правительства свидетельствуют о том, что Бюро специальных расследований 
довольно серьезно относится к своей работе{815}. Однако текст вербальной ноты № 
31 порождает некоторые сомнения: уж не оказывает ли КГБ известное влияние на 
образ мыслей и действий этого отдела департамента юстиции США? Из ноты следует, 
что американское правосудие приступило к дознанию против членов добровольческих 
формирований и РОА в связи с их предполагаемыми военными преступлениями. О 
применяемых при этом методах можно судить по случаю бывшего капитана вермахта и 
командира дивизиона калмыкского кавалерийского корпуса А. Болдырева, одного из 
немногих калмык-ских офицеров, кому удалось избежать выдачи и преследований и 
[308] завуалированные угрозы которому появились в советской печати еще в 1963 
году, сразу после того, как стало возможно вообще упоминать о калмыках. В ноте 
№ 31 высказывается подозрение, что Болдырев "в начале 1943 года участвовал в 
эксцессах в городе Элиста". Однако город Элиста был освобожден от немцев и 
занят советскими частями днем 31 декабря 1942 года. Ранним утром 1 января 
немецкий арьергард находился в 50 километрах к юго-западу от города. Правда, "в 
начале 1943 года" в Элисте действительно имели место эксцессы: только это была 
"кровавая баня", которую советские устроили калмыкам. Мне рассказал о ней 14 
сентября 1971 года генерал танковых войск в отставке граф фон Шверин, бывший 
уполномоченный по делам безопасности канцлера Аденауэра. 
Остается лишь надеяться, что американские органы дознания окажутся в состоянии,