оппозиции к оккупационной политике Германии — проявило нескрываемую симпатию к 
Власову, показав тем самым несостоятельность аргументов митрополита Алексея. 
Митрополит Анастасий, глава Русской православной церкви за рубежом, 
отколовшейся от русской патриархии после съезда епископов в Карловаце, и 
митрополит Германии Серафим были близки к Освободительному движению. Анастасий 
по собственному почину обратился к Власову, обещая ему поддержку Архиерейского 
Синода{722}. 19 ноября 1944 года, после обнародования Пражского манифеста, он 
на торжественном молебне в берлинской русской православной церкви призвал 
верующих во имя "тысяч и тысяч мучеников... объединиться вокруг нашего 
национального освободительного движения"* и внести свой вклад "в великое дело 
освобождения нашей родины от страшного зла большевизма"*{723}. Весной 1943 года,
 услышав о том, что генерал Власов вроде бы назначил протопресвитером РОА 
архимандрита Гермогена, бывшего секретаря Серафима и, следовательно, члена 
зарубежной церкви, считавшейся раскольнической, с посланием к Власову обратился 
известный священнослужитель патриаршей церкви экзарх Прибалтики митрополит 
Сергий. В послании о "религиозном обслуживании власовской армии"{724} 
митрополит Сергий подчеркивал: то, что русской освободительной армией командует 
[273] генерал-эмигрант, а во главе духовенства этой армии поставлен 
епископ-эмигрант, не должно отражаться на влиянии армии по обе стороны фронта. 
Предложив создать церковный центр для оккупированных районов, Сергий призвал, 
кроме того, к назначению протопресвитера также и от патриаршей церкви, объясняя,
 что только так можно опровергнуть советские слухи, будто немцы хотят из 
Берлина руководить русской православной церковью, чтобы "сломить этот бастион 
русского национального самосознания"*. Это означало бы, что РОА принципиально 
признает авторитет Московской патриархии, причем исключительно в вопросах веры, 
но не в политических делах (что вполне соответствует каноническому праву); 
только таким признанием делалась возможной борьба с большевистской пропагандой 
"в церковном секторе". Так как русская патриаршая церковь, с точки зрения 
митрополита Сергия, пребывала в состоянии пленения, он считал политические 
высказывания московского и ленинградского митрополитов " навязанными или 
искаженными большевиками"* и потому не обязательными для верующих. Поэтому 
борьба за "освобождение церкви" от большевизма становилась священным долгом 
православных. 
В поддержку Власова выступил также и председатель собора епископов Белоруссии 
митрополит Пантелеймон{725}. 
Тот факт, что Власова и РОА поддерживала не только зарубежная церковь, но и 
известные священнослужители патриаршей церкви, находившиеся в оккупированных 
районах, очень беспокоил советское правительство. Не исключено, кстати, что 
именно это и послужило причиной смерти митрополита Сергия: 23 апреля 1944 года 
во время поездки из Вильнюса в Ригу он был убит партизанами при странных 
обстоятельствах. В послевоенные годы советская пропаганда распространила версию,
 будто митрополит использовал свое положение для просоветской пропаганды и 
потому был устранен по поручению немцев{726}. Советская пропаганда без всяких 
оснований пыталась связать с этим делом полковника Позднякова, который в это 
время был уполномоченным генерала Власова и РОА при группе армий "Север". 
Однако из всех имеющихся документов следует, что митрополит Сергий не скрывал 
своей вражды к большевизму и активно выступал за сотрудничество патриаршей 
церкви с вла-совским движением{727}. Весной 1943 года он встречался в Пскове с 
Власовым и подружился с ним. Не случайно и то, что его секретарь И. Д. Гримм, 
бывший капитан Павловского лейб-гвардейского полка и профессор государственного 
права Дерптского университета, позже [274] играл ведущую роль в юридическом 
отделе КОНР, а его сын был в РОА пропагандистом. 
С мая 1943 года в районах, оккупированных немцами, началась целенаправленная 
пропагандистская кампания против Власова. Здесь распространялись советские 
антивласовские листовки, адресованные всему населению, но в особенности — 
крестьянам (в связи с объявленным немцами "введением крестьянской собственности 
на землю"). Приведем несколько названий листовок{728}: 
1. "Открытое письмо рабочих и крестьян районов Псков и Остров 
предателю-генералу Власову. Отвечай, изменник Власов!" 
2. "Власов — агент немецких фашистов". 
3. "Как Власов продал крестьян немцам?" 
4. "Русский не будет братоубийцей". 
5. "Смерть фашистскому наймиту Власову!". 
6. "Убей предателя Власова" (по-немецки) 
7. Листовка политуправления Северо-Западного фронта "Кто такой Власов", 
адресованная "населению временно оккупированных районов Ленинградской области". 

Эти листовки преследовали ту же цель, что и газетные статьи: доказать, что 
Власов не имеет никакого отношения к русскому народу, представить его выродком, 
прокаженным, бессловесным инструментом в руках немецких поработителей. Таким 
образом советская пропаганда пыталась справиться с новым явлением: отчаявшееся 
население оккупированных районов связывало свои последние надежды с Власовым, и 
в борьбе против этого годились любые средства. На этом этапе советские 
пропагандисты отказались от полемики с общественно-политической программой 
Смоленского обращения, упомянув его лишь однажды мимоходом, да и то в 
искаженном контексте. Они прибегали, прежде всего, к очернению Власова, который 
изображался как Иуда, прожженный негодяй, фашистский прислужник, пугало в 
генеральской форме, фашистский попугай, убийца, преступник, мошенник, подлец, 
обманщик, подонок, головорез, ублюдок, ничтожество. Его сравнивали с самыми 
несимпатичными животными, называли сукиным сыном, безродной дворняжкой, гадом,