ведущие посты. Некоторые основания на это у них были: ведь в казачьем корпусе, 
который еще в 1945 году формировал генерал-майор Туркул, или в 1-й Русской 
национальной армии генерал-майора Хольмстона-Смысловского командование было 
прерогативой старых эмигрантов, а бывшие советские офицеры занимали низшие 
посты. Между тем, пожилые офицеры в большинстве своем отстали от последних 
достижений военной науки, а переучиваться им было нелегко. Во всяком случае, 
отмеченные еще в добровольческих соединениях трения между старыми эмигрантами и 
бывшими советскими военнослужащими проявились и в РОА. Об этом свидетельствует, 
например, история генерал-майора Б. С. Пермикина, бывшего штабного ротмистра 
царской армии, основателя и командира Талабского полка, входившего в состав 
северо-западной армии Юденича и отличившегося в боях под Гатчиной и Царским 
селом в 1919 году. В 1920 году Перми-кин командовал 3-й армией генерала 
Врангеля в Польше. В РОА Власов назначил его старшим преподавателем тактики в 
офицерской школе{68}. Но в лагере 1-й дивизии РОА к бывшему белогвардейскому 
офицеру относились так грубо, что в феврале 1945 года Пермикин предпочел 
присоединиться к формировавшемуся в Австрии казачьему корпусу РОА под 
командованием генерал-майора Туркула. 
Назначение командующего и формирование высшего командования означали — по 
крайней мере внешне — завершение процесса обособления РОА, становления ее как 
самостоятельной единицы. Действительно, вскоре стало ясно, что Освободительная 
армия обрела самостоятельность, по крайней мере, в двух таких важных [29] 
областях, как военное правосудие и военная разведка. О военном суде мы 
располагаем лишь обрывочными данными{69}, однако из них ясно, что при штабе 
армии была учреждена должность главного военного прокурора, были предприняты 
попытки создать судебный инстанционный порядок движения "сверху донизу" и в 
сотрудничестве с юридическим отделом КОНР разработать инструкции и предписания 
для прокурорского надзора и проведения судебных процессов. Имеется невольное 
свидетельство советской стороны о том, что Власов, будучи главнокомандующим, 
выполнял также функции верховного судьи РОА: на московском процессе 1946 года 
ему инкриминировался расстрел нескольких "военнопленных". На самом деле история 
такова{70}. Шесть бойцов РОА, приговоренные военным судом к смертной казни за 
шпионаж в пользу СССР, в апреле 1945 года находились под арестом в районе штаба 
воздушных сил РОА в Мариенбаде, так как только там имелись помещения, откуда 
невозможно было бежать. Власову во время его пребывания в Мариенбаде показали 
приговор, который он, по свидетельствам очевидцев, утвердил крайне неохотно, да 
и то лишь после того, как ему доказали, что нелогично убеждать немцев в 
автономии РОА и при этом отказываться от выполнения основных юридических 
функций. Самостоятельность РОА проявилась и в том, что военный суд 1-й дивизии 
в последние дни войны приговорил к смертной казни немецкого офицера Людвига 
Каттерфельда-Куронуса по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза{71}. 
Что касается разведывательной службы, то вначале и военная, и гражданская 
разведка находились в ведении управления безопасности{72}, созданного при КОНР 
по настоянию русских под руководством подполковника Н. В. Тензорова. Это был 
человек с характером, хотя и никогда не занимавшийся подобными делами, бывший 
физик, сотрудник одного из харьковских научно-исследовательских институтов. Его 
заместителями были майор М. А. Калугин, бывший начальник особого отдела штаба 
Северокавказского военного округа, и майор А. Ф. Чикалов. Отделом контрразведки 
руководил майор Крайнев, следственным отделом — майор Галанин, отделом 
секретной корреспонденции — капитан П. Бакшанский, отделом кадров — капитан 
Зверев. Часть офицеров разведки — Чикалов, Калугин, Крайнев, Галанин, майоры 
Егоров и Иванов, капитан Беккер-Хренов и другие — раньше работали в НКВД и, 
очевидно, имели какое-то представление о работе тайной полиции. Возможно, и 
остальные, хотя и были до войны рабочими, архитекторами, режиссерами, [30] 
директорами школ, нефтяниками, инженерами или юристами, тоже оказались хорошими 
разведчиками. Были в этом отделе и представители старой эмиграции, как, 
например, офицер для особых поручений капитан Скаржинский, старший лейтенант 
Голубь и лейтенант В. Мельников. 
После переезда штаба армии из Берлина на полигон Хейберг в Вюртемберге (к месту 
обучения войск) в феврале 1945 года военная разведка организационно отделилась 
от гражданской, и под наблюдением генерал-майора Трухина началось создание 
собственной разведывательной службы РОА. Разведывательный отдел, организованный 
в штабе армии, был, как уже упоминалось, доверен майору, а затем подполковнику 
Грачеву, выпускнику Академии имени Фрунзе. 22 февраля 1945 года отдел был 
разделен на несколько групп: разведданные о противнике — во главе с лейтенантом 
А. Ф. Вронским; разведка — ею командовал сначала капитан Н. Ф. Лапин, а затем 
старший лейтенант Б. Гай; контрразведка — командир майор Чикалов. По приказу 
генерал-майора Трухина от 8 марта 1945 года{73} отдел получил пополнение, так 
что кроме начальника в нем работал теперь двадцать один офицер: майор Чикалов, 
четыре капитана (Л. Думбадзе, П. Бакшанский, С. С. Никольский, М. И. 
Турчанинов), семь старших лейтенантов (Ю. П. Хмыров, Б. Гай, Д. Горшков, В. 
Кабитлеев, Н. Ф. Лапин, А. Скачков, Твардевич), лейтенанты А. Андреев, Л. 
Андреев, А. Ф. Вронский, А. Главай, К. Г. Каренин, В. Лованов, Я. И. Марченко, 
С. Пронченко, Ю. С. Ситник). Позже в состав отдела вошли капитан В. Денисов и 
другие офицеры. 
После войны на некоторых сотрудников разведслужбы пало подозрение в том, что 
они были агентами Советов. Речь идет, в первую очередь, о капитане 
Беккере-Хренове, опытном контрразведчике, занимавшем в Красной армии пост 
начальника особого отдела танковой бригады, и о старшем лейтенанте Хмырове 
(Долгоруком). Оба фигурировали на московском процессе 1946 года как свидетели 
обвинения, причем последний выдавал себя за адъютанта Власова. Загадочна и роль