Власовцы сражались мужественно и самоотверженно, многие не скрываясь выходили 
прямо на середину улицы и стреляли в окна и люки на крышах, из которых вели 
огонь немцы... Власовцы сражались с чисто восточным презрением к смерти... 
[185] Казалось, они сознательно шли на смерть, только бы не попасть в руки к 
Красной армии{508}. 
Не удивительно, что повстанцы отнеслись к русским как к освободителям и с 
благодарностью приветствовали участие РОА в восстании. Отношение чешского 
населения к солдатам РОА везде описывается как "очень хорошее, братское": 
"Население встречало их с восторгом". 
Однако политические цели участия РОА в восстании были сведены на нет еще до 
начала операции. 6 мая главнокомандующий союзными войсками генерал Эйзенхауэр, 
идя навстречу просьбе начальника генерального штаба Красной армии генерала 
армии А. И. Антонова от 5 мая, отклонил предложение командующего американской 
3-й армией (12-я группа армий) генерала Паттона о наступлении восточнее линии 
Карлсбад — Пльзень — Будвайс и взятии Праги{509}. Таким образом, к огорчению 
чешских националистов, расчеты на взятие Праги американскими войсками не 
оправдались, и это не могло не сказаться на настроении тех, кто сражался в 
Праге. Надежды власовцев и чешских националистов на то, что в столице возьмут 
верх "некоммунистические и антикоммунистические силы", рушились. Но население 
Праги восторженно встречало власовцев, сотрудничество с группой "Бартош" 
протекало без осложнений, и казалось, что все противоречия с ЧНС остались 
позади. 
Однако 7 мая появились и начали множиться дурные предзнаменования. Утром 7 мая 
ЧНС отмежевался по радио от "действий генерала Власова против немецких войск". 
Сразу после этого подполковник Архипов отправился в бронеавтомобиле в "Бартош" 
и потребовал объяснений у начальника штаба подполковника Бюргера. Заверив 
офицера РОА в лояльности чешских военных. Бюргер, однако, объяснил, что военное 
командование не может действовать вопреки Национальному совету{510}. Тем не 
менее он согласился обнародовать составленное Архиповым заявление: "Героическая 
армия генерала Власова, поспешившая на помощь чешским братьям, продолжает 
очищать город от немцев". 
В это же время, утром 7 мая, в Праге, на участке подполковника Шкленаржа, 
приступила к работе советская миссия, заброшенная на парашютах. Командир 1-го 
полка, пославший взвод для охраны радиостанции, по просьбе чехов выделил еще 
один взвод для охраны этой миссии. Начальник миссии капитан Соколов позвонил 
Архипову, и между ними состоялся следующий разговор{511} :/186] 
Архипов: У телефона командир 1-го полка 1-й дивизии РОА. 
Соколов: Здравствуйте, товарищ полковник. Я капитан Соколов. 
Архипов: Здравствуйте, капитан. 
Соколов: Товарищ полковник, вы убеждены, что Прага будет очищена от частей СС? 
Архипов: Да. 
Соколов: Каков состав вашего полка и насколько он оснащен? (Архипов привел 
удвоенное количество, чтоб звучало убедительней). 
Соколов: Да, с таким полком можно воевать. Скажите, товарищ полковник, могу я 
сообщить в Москву, что полк идет в бой за товарища Сталина и за Россию? 
Архипов: За Россию — да. Не за товарища Сталина. 
Соколов: Но ведь вы присягали товарищу Сталину и, наверное, вы закончили 
Военную академию в Советском Союзе. 
Архипов: Я закончил военное училище в Москве в 1914 году. Сталину я никогда не 
присягал. Я являюсь офицером РОА и я присягал генералу А.А. Власову. 
Соколов: Теперь мне все ясно. 
О похожем эпизоде рассказывает также майор Костенко из разведотряда. Советский 
агент передал командиру 1-й дивизии РОА пожелание Сталина, чтобы Буняченко "со 
всей своей дивизией вернулся в объятья родины". Майор Швеннингер присутствовал 
при том, как Буняченко "передал Сталину ответное приглашение, не поддающееся 
переводу на немецкий"{512}. В довершение всего вечером 7 мая на участке 
полковника Сахарова появились американские бронированные машины с журналистами, 
которые в своей святой простоте считали солдат РОА "союзниками Красной армии", 
а узнав, в чем дело, не нашли ничего лучше, как заявить, что бои русских в 
Праге помогут им "искупить вину перед советским правительством за 
сотрудничество с немцами". Эта первая встреча с американцами и их поразительная 
политическая наивность произвели на офицеров РОА удручающее впечатление{513}. 
Вечером 7 мая в дивизионном штабе никто уже не сомневался в том, что Прагу 
займут советские, а не американские войска. В 23 часа Буняченко с тяжелым 
сердцем отдал приказ о прекращении боевых действий и отходе из города. По 
словам Швеннингера, при прощании с чешскими офицерами, пришедшими в штаб 
сообщить о [187] положении дел, в глазах генерала стояли слезы, а на лицах всех 
присутствовавших застыло выражение "глубокой безнадежности". Поздним вечером 
были сняты укрепления на западном берегу Влтавы, между Прагой и Збраславом, и к 
рассвету части РОА оставили город. Правда, 2-й полк утром 8 мая еще вел 
перестрелку в районе Сливенеца к юго-западу от Праги с частями Ваффен-СС. Но в 
тот же день в 12 часов поступило сообщение об отходе 1-й дивизии РОА в полном 
составе по шоссе Прага — Бероун{514}. Русские и немецкие войска, которые только 
что воевали друг против друга, теперь вместе двигались к американским позициям 
западнее Пльзеня. [188] 
Глава 9. Значение Пражской операции.
Восстание в Праге и других районах Богемии в мае 1945 года было крупным 
событием в истории второй мировой войны в Чехии. По словам Бартошека, это 
восстание "имело прежде всего огромное морально-политическое значение для нашей 
национальной жизни", дав чешскому народу в последний час возможность внести