военного соглашения от 5 мая, было создано также нечто вроде политического 
обоснования для вмешательства 1-й дивизии РОА. Утверждение, что коммунисты с 
самого начала отказались иметь дело с "предателем родины" Власовым, не говоря 
уж о заключении соглашения с ним, [180] опровергается тем простым фактом, что 
все силы, представленные в Чешском национальном совете, в том числе и 
коммунисты, одобрили заявление, подписанное Антоновым. 
Коммунисты начали ставить под сомнение содержание предварительного соглашения 
только после того, как утром 7 мая капитан Антонов подписал документ. 
Представитель коммунистической партии Чехословакии и военной комиссии 
Национального совета Давид, впоследствии — министр иностранных дел ЧССР, 
потребовал не отправлять Власову короткое письмо с выражением благодарности от 
имени ЧНС, так как это может "оказать непредвиденное воздействие на позицию 
СССР и повлиять на советскую помощь". Он считал, что даже упоминания имени 
Власова в связи с восстанием достаточно для того, чтобы породить в Москве 
политическое недоверие к этому предприятию и "наложить позорное пятно на всю 
нашу борьбу того периода"{489}. Давид рекомендовал больше не вести переговоров 
с Власовым и дезавуировать только что принятое соглашение, советуя вместо этого 
прямо обратиться к власовцам, минуя начальство. Этот совет, кстати, говорит о 
том, насколько основательно изучил Давид солдатскую психологию и сам дух РОА. В 
дивизии могут оказаться, как он выразился, либо "честные солдаты", тогда они в 
любом случае "будут по-прежнему сражаться на стороне чешского народа", либо 
"преступный сброд", который последует за своим руководством и с которым все 
равно связываться не стоит. Но попытка коммунистически настроенных заводских 
рабочих брататься с солдатами РОА, побуждая тем самым власовцев к дезертирству, 
окончилась, как и следовало ожидать, полным провалом. Обращенное к "солдатам 
так называемой власовской армии" воззвание, в котором говорилось о "советской 
родине" и "победоносной Красной армии", не вызвало никакого отклика, а в штабе 
дивизии к этим махинациям отнеслись с нескрываемым отвращением. 
Среди командиров дивизии царило разочарование. Соглашение как будто не 
нарушалось, но при этом дивизии предоставлялись самые мизерные права и, хотя 
она была самой значительной силой на стороне восставших, ее роль сводилась к 
чисто вспомогательной функции. 7 мая в 9.30 утра пражское радио передало 
короткое сообщение о том, что ЧНС оспорил "политические соглашения" с русскими 
и передал "кооперацию военных действий" против немцев чешским военным 
властям{490}. Тогда Буняченко тоже начал изыскивать возможности обратиться 
непосредственно к населению Праги и объяснить, что происходит. [181] 
При вступлении в Прагу 1-я дивизия РОА проявила повышенный интерес к 
радиостанции. По свидетельствам очевидца, "одна из частей" даже пыталась 
"овладеть радиостанцией силой"{491}. Действительно, дивизии удалось передать 
сообщение о "продвижении Власова на Прагу" и о намерении председателя ЧНС 
профессора Пражака и остальных членов Совета отправиться в штаб-квартиру 
Власова для переговоров с ним. Начальник пражской радиостанции Майвальд был в 
курсе предшествовавших переговоров с "власов-скими частями", но, очевидно, в 
силу ухудшающегося военного положения, не стал возражать против передачи этих 
сообщений, чем навлек на себя гнев ЧНС. Тут же последовало решительное 
опровержение, и Совет спешно посадил на радиостанцию своего человека, строжайше 
приказав ему хранить полное молчание относительно власовской армии. 
Между тем переговоры ЧНС с 1-й дивизией продолжались. В штаб-квартиру дивизии 
явился член ЧНС Матуш, и Буняченко высказал ему свое недовольство тоном 
заявления Совета и недоумение по поводу проявленной Советом осторожности{492}, 
подчеркнув при этом, что "русская армия" — а не "власовская" — вошла в Прагу, 
чтобы помочь чехам в их борьбе, и он готов в любой момент вывести свои войска 
из города, как только надобность в их помощи отпадет. Ему, в общем, совершенно 
все равно, какую форму правления выберут чехи, и у него нет ни малейшего 
желания ввязываться в вооруженное столкновение с Красной армией. Буняченко 
потребовал присутствия представителя ЧНС в своем штабе. 
Тем временем положение восставших ухудшилось, и ЧНС начал снова склоняться на 
сторону Власова. Как вспоминает член народно-социалистической партии доктор 
Махотка, "большинство членов Совета горячо выступали за сотрудничество с 
власовской армией"{493}. Даже коммунист Кнап высказался за то, чтобы 
"урегулировать недоразумение" с Буняченко. С этой целью было решено послать в 
штаб в Йинонице официальную делегацию, доверив эту миссию коммунистам Кнапу и 
Давиду. Тем самым ЧНС явно отмежевался от политической линии находившегося в 
Кошице чешского правительства, которое считало своим долгом ориентироваться на 
пожелания Советского Союза. Так, в телеграмме из Кошице ЧНС призывали "быть 
поосторожнее с Власовым". Представитель Бенеша в Лондоне министр Рипка, тщетно 
пытавшийся заинтересовать Великобританию Пражским восстанием, в выступлении по 
Би-Би-Си призывал отказаться от какого бы то ни было сотрудничества с [182] 
Власовым{494}. Разумеется, английское правительство, которое, так же как и 
американское, опасаясь осложнений с Советским Союзом, отказалось помочь 
восставшим, не могло одобрить обращения за помощью к антисоветской РОА, и 
министр Рипка присоединился к этой позиции. 
Присланные в штаб-квартиру 1-й дивизии делегаты ЧНС Кнап и Давид старались 
ограничиться чисто военным аспектом соглашения, но при переговорах всплыли 
политические вопросы, о которых они доложили собранию ЧНС{495}. Их сообщение 
дает дополнительную информацию о том, какое огромное значение придавал 
Буняченко разъяснению чехам истории РОА, ее целей и побудительных мотивов 
участия в Пражском восстании. Он попросил эмиссаров ЧНС передать по радио 
по-русски и по-чешски подготовленное им заявление на четырех страницах. Касаясь 
военного положения в Праге, он приводил сведения об оснащенности своих частей