|
самолетов над советскими частями миллионы листовок с Пражским манифестом{39}.
Власов по различным каналам получал сведения о движении сопротивления в
прибалтийских республиках, вновь захваченных СССР, в Белоруссии и, главное, на
Украине и был прекрасно осведомлен в этом вопросе. 9 декабря 1944 года он
детально коснулся вопроса о борьбе Украинской повстанческой армии, (УПА),
которую поддерживала значительная часть населения, с которой удалось покончить
лишь в пятидесятые годы и которая, даже с советской точки зрения, представляла
собой не отдельные группы, вступившие в конфликт с советской властью, но
столкновение двух различных мировоззрений{40}. В самом деле, советские войска
на Украине сумели в то время овладеть лишь основными железными дорогами, шоссе
и крупными городами{41}, остальная же территория находилась в руках УПА,
жертвой которой, кстати, пал командующий 1-м Украинским фронтом генерал армии
Ватутин{42}. По словам Власова, если бы на Украине произошло народное восстание,
оно наверняка оказало бы сильнейшее воздействие на настроения советских солдат,
а по мере ознакомления все большего числа красноармейцев с манифестом КОНР они
все лучше понимали бы цели освободительной и национальной борьбы всех народов,
живущих на территории СССР.
К тому времени Власов, его соратники и их немецкие друзья в своих рассуждениях
давно уже исходили из неизбежности поражения Германии, но при этом они не
считали крушение рейха концом Русского освободительного движения{43}. Как
вспоминает грузинский политический деятель эмигрант Д. В. Вачнадзе, Власов 10
марта 1945 года сказал ему, что примет все меры и направит все усилия на то,
чтобы получить у немцев как можно больше средств для увеличения своих
вооруженных сил, "которые понадобятся мне завтра"{44}. Считая союз западных
держав с Советским Союзом необходимостью, вызванной войной, русские стремились
создать максимально боеспособную армию, которая в момент падения Германии могла
бы выступить как "третья сила", которую они хотели сохранить в послевоенное
время{45} и которую, как они надеялись, непременно признают
англо-американцы{46}. В этом и заключался, разумеется, главный политический
просчет руководителей Освободительного движения. Сегодня их вера в
демократические западные державы может показаться наивной, но разве не менее
наивна была надежда [18] государственных мужей США и Англии, что после
поражения Германии наступит эра мирного сотрудничества со сталинским Советским
Союзом?
Возникшие в такой обстановке в конце 1944 года Вооруженные силы КОНР с самого
начала считали себя исключительно русской армией, новым военным фактором{47}.
"Она (РОА) национальна по форме, по сути, по целям и по духу, — говорится в
выпущенной в январе 1945 года брошюре "Воин РОА. Этика, облик, поведение"{48}.
— Законная наследница лучших традиций русской армии, она строится на основе
традиций русского войска, покрывшего себя неувядаемой в веках славой"*.
Генерал-майор Трухин 18 ноября 1944 года{49} потребовал превратить "тот
здоровый патриотизм народа, на котором столько спекулировали большевики, ...в
подлинную силу" этой армии. "Только честные патриоты... могут считать себя
наследниками великих дел и военной славы величайших полководцев России — Петра
I, Суворова, Кутузова, Багратиона, Скобелева и Брусилова", — сказал он. Целью
борьбы провозглашалось восстановление "национального русского государства", "не
просто возврат к старому, а создание новой России, возрождение России на новых
основах". [19]
Глава 2. Высшее командование и офицерский корпус РОА. Обособление РОА.
28 января 1945 года, после завершения подготовительных работ, полным ходом
развернувшихся с сентября 1944 года, существование Вооруженных сил Комитета
освобождения народов России, объединенных под названием Русская освободительная
армия (РОА), стало реальностью. В этот день Гитлер назначил Власова
главнокомандующим русскими вооруженными силами и передал ему командование всеми
русскими формированиями, как новообразованными, так и возникшими в результате
перегруппировок{50}. С 28 января 1945 года немцы считали РОА вооруженными
силами союзной державы, временно подчиненными в оперативном отношении
вермахту{51}. Приказом № 1 от того же числа генерал-майор Ф. И. Трухин был
назначен начальником штаба и постоянным заместителем главнокомандующего{52}.
Вряд ли генерал Власов мог подыскать более удачную кандидатуру на этот пост.
Выходец из дворянско-помещичьей семьи, бывший Студент Петербургского
университета, бывший царский офицер, Трухин в 30-е годы преподавал "тактику
высших соединений" в Академии Генштаба Красной армии и, по словам
генерал-майора П. Григоренко, был, если не считать военного теоретика Г. С.
Иссерсона, единственной "неординарной личностью в Академии"{53}. Война застала
Трухина на посту начальника оперативного отдела штаба Балтийского особого
военного округа (Северо-Западный фронт). Талантливый человек, обладавший
глубокими военными познаниями, с сильным характером и импозантной внешностью,
Трухин принадлежал к ярчайшим представителям и подлинным вождям
Освободительного движения. Незаурядной личностью был и его [23] заместитель,
полковник, а затем генерал-майор В. И. Боярский, потомок украинского князя
Гамалия, бывший адъютант маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского, выпускник
Военной академии имени Фрунзе. В плен к немцам он попал, будучи командиром 41-й
стрелковой дивизии{54}. Полковник фон Хеннинг, занимавшийся добровольческими
формированиями, в 1943 году охарактеризовал Боярского как "исключительно умного,
находчивого, начитанного и много на свете повидавшего солдата и политика". С
самого начала позиция Боярского отличалась независимостью и открытым
противостоянием немцам, к которым он относился как равный и требовательный
противник. Эта позиция была настолько явной, что в июле 1943 года
генерал-фельдмаршал Буш снял Боярского с поста "офицера штаба по обучению и
|
|