посты. Сложнее обстояло дело с Казачьим станом генерал-майора Доманова в 
Толмеццо, войсками ополчения, где было несколько тысяч гражданских лиц{182}. 
Доманов, бывший казачий ротмистр, а во время войны — майор Красной армии, 
возглавлял войска, в массе своей настроенные недружелюбно по отношению к 
Власову, [65] и пользовался поддержкой генерала Краснова, который с начала 1945 
года находился в Стане. Но в марте 1945 года сюда прибыл также представитель 
Власова полковник А. М. Бочаров, само присутствие которого являлось поддержкой 
для сторонников КОНР в штабе Доманова, а таких было немало. Популярность идеи 
присоединения к РОА сильно возросла после того, как 22 марта 1945 года 
генерал-майор Науменко объявил по радио о подчинении Кубанского войска 
Власову{183}. Краснов в приказе № 12 от 28 марта 1945 года возражал против 
этого присоединения, ставя под сомнение авторитет Науменко как атамана 
Кубанского войска{184}. Но Доманову были прекрасно известны настроения, 
царившие в Казачьем стане, и во второй половине апреля он встретился с 
Бочаровым и согласился подчиниться Власову{185}. Сообщение об этом, 
напечатанное в последнем номере газеты "Казачья жизнь", было встречено с 
большим воодушевлением. Своим согласием на соединение с РОА Доманов фактически 
предотвратил открытый мятеж, назревавший в его полках, недовольных враждебной 
политикой командующего в отношении Власова. 
Аналогичная ситуация сложилась в 15-м Казачьем кавалерийском корпусе, 
крупнейшем из казачьих формирований, полностью интегрированном в вермахт, но 
формально в целях лучшего снабжения подчинявшемся войскам СС. Здесь также в 
конце 1944 года умами казаков овладела идея присоединения к общерусскому 
Освободительному движению: как сказано в одном немецком донесении, по самым 
осторожным оценкам, "95% казаков считают Власова своим политическим 
лидером"{186}. Командир корпуса генерал-лейтенант фон Паннвиц, и без того 
считавший "конечной целью, к которой следует стремиться, образование чисто 
русских формирований", относился к этим настроениям вполне положительно. После 
его беседы в Берлине в феврале 1945 года с оберфюрером доктором Крегером, 
представителем обергруппенфюрера Бергера (и тем самым Гиммлера) у Власова, оба 
собеседника пришли к выводу о желательности соединения казаков с 
Освободительной армией{187}, хотя это и потребовало бы коренных преобразований 
в корпусе, и прежде всего удаления немецких офицеров. Между тем, немецких 
командиров в ту пору не было только в 3-й пластунской дивизии под командованием 
полковника Кононова. Иван Никитович Кононов был чрезвычайно оригинальной 
личностью. Он родился в 1900 году в станице Ново-Николаевская в семье казачьего 
есаула, убитого большевиками; в 1920 году вступил в Красную армию, в 1935-38 
годах учился в [66] Академии им. Фрунзе, в финской кампании командовал полком, 
получил орден Красного Знамени{188}*. В сентябре 1941 года, будучи командиром 
436-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии, перешел к немцам, "чтобы 
воевать против большевиков"*. Он с самого начала произвел "прекрасное 
впечатление" на высшее командование 4-й немецкой армии, которое допрашивало 
его{189}. Кононов командовал различными русскими формированиями, был командиром 
600-го Донского полка, 5-го конного полка донских казаков, 3-й пластунской 
бригады и 3-й пластунской дивизии, с 1 апреля 1945 года был генерал-майором 
РОА{190}. 
В отличие от 3-й пластунской дивизии все командные посты в 1-й и 2-й дивизиях 
15-го Казачьего кавалерийского корпуса были заняты немецкими офицерами. 
Исключение составляли лишь несколько дополнительных штабных офицеров, несколько 
командиров эскадронов и взводных. Такое положение, естественно, располагало к 
мысли об объединении с русской армией, против которого резко возражал генерал 
Краснов. Но ему не удалось помешать проведению 25 марта 1945 года Конгресса 
фронтовиков 15-го Казачьего корпуса в Вировитице (Хорватия) под 
председательством полковника Кулакова{191}, известного и уважаемого казака, 
ветерана, у которого были ампутированы обе ноги. (По сведениям очевидца, в 1946 
году его замучили до смерти в советской тюрьме в Австрии{192}.) На конгрессе 
полковник Кононов изложил свою программу, с восторгом встреченную казаками 
(среди которых, между прочим, находился недавно сбитый советский летчик, 
капитан в полной советской форме). Программа сводилась к следующему: 
немедленное подчинение всех казачьих частей главнокомандующему РОА генералу 
Власову, удаление всех немецких офицеров, которые не понимают устремлений 
казаков, роспуск Главного управления казачьим войском и отставка генерала 
Краснова, который не может более представлять интересы казаков, установление 
связи с генералом Драга Михайловичем, военным министром югославского 
правительства в изгнании и коман-диром отрядов четников, концентрация 
кавалерийского корпуса и всех казачьих формирований в районе Зальцбург — 
Клагенфурт с Целью создания ударной армии, публикация на всех языках декларации 
о военных целях казаков. Генерал-лейтенант фон Паннвиц, которого казаки 13 
марта 1945 года выбрали походным атаманом всего казачьего войска (впервые этой 
чести удостоился иностранец), оставался на своем посту, но ему придавался штаб, 
начальником которого конгресс назначил Кононова. Решение оставить пока генерала 
[67] фон Паннвица командиром корпуса вызвало недовольство некоторых высших 
офицеров РОА, но Власов заявил о своем согласии с этим предложением{193}. 28 
апреля 1945 года рейхсфюрер СС, которому с недавних пор формально подчинялся 
корпус, после некоторых колебаний санкционировал принятое в Вировитице решение 
о переходе 15-го Казачьего кавалерийского корпуса под верховное командование 
Власова. Сообщение об этом появилось в газете "Казачья земля"{194}. 
На какое увеличение боевого состава могла формально рассчитывать РОА в момент, 
когда до конца войны оставались считанные недели? Об этом с известной точностью 
свидетельствует " Ведомость боевого состава РОА"{195}, составленная начальником