подчеркивалось право всех народов я социальных групп России, в том числе и 
казаков, на самоопределение — да и сам Власов при каждом удобном случае 
повторял это{172}. В ноябре 1944 года после провозглашения Пражского манифеста 
оба генерала Донского войска Ф. Ф. Абрамов и Е. И. Балабин вступили в КОНР{173}.
 Этот поступок вполне отражал настроения большинства казаков, которые вопреки 
утверждениям так называемых "казацких националистов" всегда считали себя 
русскими{174}. Вскоре и другие казачьи руководители — атаман Донского войска 
генерал-лейтенант Татаркин, генерал-лейтенант А. Г. Шкуро, кавалер британского 
Ордена Бани, полученного за заслуги в борьбе против большевиков, генералы С. К. 
Бородин, Голубинцев, Морозов, И. А. Поляков, Полозов и другие, а также атаман 
Кубанского казачьего войска генерал-майор В. Г. Науменко — выступили в 
поддержку Власова и руководимого им Освободительного движения. Даже генерал 
Краснов понял, что не может не считаться с таким развитием событий. Под 
Рождество 1944 года и 7-8 января 1945 года состоялись беседы Краснова с 
Власовым о координации действий Освободительной армии и казачьих войск, 
оставшиеся, однако, безрезультатными{175}. При всем взаимном уважении Власов и 
Краснов представляли собой по мировоззрению и психологии крайние 
противоположности. Об этом свидетельствуют их открытые письма, опубликованные в 
марте-апреле 1945 года в газетах "Казачья земля" и "Путь на родину"{176}. 
Краснов в письме Власову от 16 марта 1945 года отстаивает идею тесного союза с 
немцами с признанием их ведущей роли{177} и считает, [63] что казачьи 
формирования, объединенные в 15-м Казачьем кавалерийском корпусе под его 
идейным предводительством, следует рассматривать как составную часть немецкого 
вермахта. Краснов был против воссоединения казаков с РОА, он стоял за то, чтобы 
казаки, имея собственных командиров, остались под немецким началом. Что 
касается послевоенного времени, то его политические устремления ограничивались 
созданием для возрожденного казачества некоего подобия протектората Германии. 
Для Власова же, по словам доктора Крегера, "безраздельно преданного" идее 
"единой, неделимой, святой Руси"{178}, достижение взаимопонимания на таких 
основах было немыслимо. Он был готов признать особый статус казаков внутри 
национального российского государства, но когда генерал Краснов потребовал, 
чтобы Власов заявил, что Вооруженные силы КОНР, так же как "1-я Русская 
национальная армия генерал-майора Хольмстона-Смысловского", являются "частью 
немецкой армии", Власов сослался на принципы, изложенные в Пражском манифесте, 
и на статус РОА как самостоятельной армии. В "Открытом письме" от 3 апреля 1945 
года Управление казачьих войск при КОНР уведомляло Краснова: 
Мы никогда не отрицали, что состоим в союзе с Германией, но мы не перестанем 
повторять вновь и вновь, что мы равноправные союзники и боремся за наше 
независимое отечество, которое не может существовать под чьим-либо 
протекторатом или защитой, но должно стать свободным и совершенно 
самостоятельным*. 
Управление казачьих войск при КОНР возникло в феврале 1945 года в противовес 
верховному правлению Краснова именно потому, что надежды на соглашение между 
Власовым и Красновым не было{179}. Между тем назрела необходимость собрать 
казаков, находившихся в германской армии, под политическим и военным 
руководством Власова. В качестве руководящего органа объединенного казачества 
был создан Совет казачьего войска, который состоял из полевых атаманов Донского 
войска, Кубанского войска, Терского войска, представителей оренбургских, 
уральских, астраханских, сибирских, семиреченских, забайкальских, амурских и 
уссурийских казаков, а также начальника штаба Совета казачьего войска. 
Председатель, так же как и другие члены Совета, был в то же время членом КОНР и 
подчинялся генералу Власову как главнокомандующему [64] Вооруженными силами и 
председателю КОНР. В задачу Совета входило руководство всеми внутренними делами 
казаков, формирование и подготовка казачьих войск и пропаганда в соответствии с 
"приказами, инструкциями и предписаниями для ВС КОНР". Хотя казачьи отряды 
считались составной частью Освободительной армии, за ними, по их желанию, 
признавалось особое место внутри РОА. Так, командный состав мог пополняться 
лишь за счет командиров данного войска, офицеры до ранга войскового старшины 
(подполковника) могли сохранять свои традиционные звания. Кроме того, казаки 
сохранили право носить на форме знаки отличия в цветах своего войска, а также, 
в зависимости от принадлежности к степным войскам, фуражки и лампасы или папахи,
 принятые в кавказских войсках. Председателем Совета казачьего войска 23 марта 
1945 года был выбран полевой атаман Донского войска генерал-лейтенант Татаркин. 
Членами Совета были полевой атаман Кубанского войска генерал-майор Науменко и 
начальник штаба Совета казачьего войска полковник Карпов. В качестве 
представителя отсутствующего полевого атамана Терского войска выступал 
полковник Вертепов. К исполнительному органу штаба принадлежали{180}: инспектор 
по военной подготовке и обучению войск генерал-майор Полозов, начальник 
организационного отдела подполковник Дмитриев, начальник отдела комплектования 
подполковник Потехин, начальник отдела кадров подполковник Черкесов (они должны 
были согласовывать все свои действия с соответствующими отделами главного 
командования РОА) и начальник канцелярии капитан Агафонов. Поначалу не были 
заполнены должности начальников отдела пропаганды, санитарной службы и 
финансового отдела, а также место возглавителя духовенства. 
С созданием Управления казачьих войск при КОНР появились организационные 
предпосылки для слияния казачьего войска с Освободительной армией. Не 
представляла никаких трудностей в этом отношении и группа генерала Туркула, 
преобразованная в марте 1945 года в казачью кавалерийскую бригаду, пусть и 
плохо вооруженную{181}, она и без того с самого начала считалась частью РОА, 
хотя в ней основную роль играли старые эмигранты, занимавшие все командные