среде военных: «Заявление прессы о болезни Рёма является прямым доказательством 
того, что положение Рёма как начальника штаба СА пошатнулось. Это впечатление 
не могут изменить даже позднейшие заявления».
      Гейдрих был напуган. Развитие событий не оставляло ему времени на 
длительные размышления. Находившихся в отпусках штурмовиков нельзя было бы 
обвинить в подготовке путча. Берлинский фюрер СА Эрнст планировал поездку на 
Канарские острова, а группенфюрер СА Георг фон Деттен, начальник политического 
управления главного командования СА, намеревался провести отпуск в Бад 
Вильдунгене. И Гейдрих должен был начать действовать, чтобы не опоздать со 
своим спектаклем. Все было спланировано, карательные отряды подготовлены. 
Оставалось только выяснить реакцию Гитлера.
      Фюрер уже давно вел двойную игру, отражавшую скорее его слабость, чем 
рациональное мышление. С одной стороны, он поддерживал коричневорубашечников 
(как своеобразный противовес рейхсверу), а с другой — его вполне устраивала 
идея роспуска СА. У него не хватало решимости потребовать самороспуска 
штурмовых отрядов, но и не было сил противостоять решительным требованиям Рёма. 
(В приемной комнате рейхсканцелярии был однажды услышан громкий возглас 
Гитлера: «Нет, нет, я так не могу. Ты требуешь слишком много».)
      И Гитлер вынашивал надежду, что эту проблему за него решат другие. Он 
иногда вроде бы соглашался с некоторыми требованиями Рёма и посылал того к 
министру финансов в полной уверенности, что граф Шверин фон Крозик89 откажет 
ему в субсидиях, четко проаргументировав свой отказ. Гитлер считал, что ему, 
может быть, удастся избавиться от СА, поставив вопрос о разоружении. Во время 
посещения Берлина 21 февраля 1934 года британским лордом — хранителем печати 
Энтони Иденом Гитлер вышел с предложением: имперское правительство готово 
демобилизовать две трети СА и разрешить установление контроля со стороны Лиги 
Наций за остающейся третьей в обмен на военнополитические уступки западных 
держав.
      И тут же Гейдрих, Гиммлер и Геринг объяснили ему, каким образом можно 
решить проблему СА. Проявив некоторую нерешительность, Гитлер все же согласился 
с их планом.
      Дальнейшие события окончательно привлекли его на сторону заговорщиков.
      17 июня вицеканцлер, представитель центра Франц фон Папен90, в своем 
выступлении перед студентами Марбургского университета обрушился на лиц, 
«действующих своекорыстно, бесхарактерно, неискренне и не порыцарски, нагло 
прикрываясь лозунгами немецкой революции». В его речи прозвучали такие слова, 
как «смешение понятий», «жизненная необходимость» и «жестокость»… «Ни один 
народ не в состоянии постоянно поддерживать восстание в низах… методы террора, 
применяемые властями рейха… необходимость принятии решения, будет ли новая 
немецкая империя христианской или же окажется под влиянием сектантства и 
полурелигиозного материализма…»
      Широкая поддержка выступления Папена в стране открывала власть имущим 
глаза на оппозицию в среде консервативной буржуазии, пережившей 
националсоциалистские преобразования. Министерство пропаганды сразу же 
запретило публикацию этого выступления в газетах. Гитлер даже испытал 
беспокойство, как бы недовольные штурмовики не объединились с недовольной 
буржуазией. Тем более что в гестапо поступили сообщения о первых попытках 
установления таких связей.
      Ниточки вели и к группенфюреру СА, принцу Августу Вильгельму Прусскому. 
Сын последнего кайзера из рода Гогенцоллернов, которого звали Ауви, 
рассматривался в монархических кругах как несомненный кандидат на пост главы 
государства после смерти восьмидесятишестилетнего президента 
генералфельдмаршала фон Гинденбурга. Ауви поддерживал Вернер фон Альвенслебен, 
управляющий «Союза по защите западноевропейской культуры». Еще до 1933 года 
тот установил контакты с Гитлером и Шляйхером. Гитлер даже прислал Вернеру свою 
фотографию с личным посвящением («Моему верному другу»). В газете «Фёлькишер 
беобахтер» от 30 июня 1934 года, однако, было сказано, что он «является 
человеком, не пользующимся доверием Адольфа Гитлера, и известен в Берлине как 
весьма сомнительная личность».
      Этот Альвенслебен заявлял каждому, хотели ли его слушать или нет, что он 
станет следующим немецким кайзером. Както раз, когда прессшеф Геринга Мартин 
Зоммерфельдт обедал вместе с консервативным политиком фон Гляйхеном, к их столу 
с заговорщическим видом подошел Альвенслебен. На иронический вопрос фон 
Гляйхена, что у того, вероятно, в кармане уже есть список членов будущего 
кабинета министров, Альвенслебен нагнулся и прошептал: «Рейхсканцлер — Адольф 
Гитлер, вицеканцлер — Курт фон Шляйхер, рейхсвер — Эрнст Рём, глава 
государства — принц Август Вильгельм Прусский». Когда он отошел от них, 
Зоммерфельдт спросил Гляйхена, что в этой болтовне соответствует истине. Тот 
пожал плечами и ответил:
      — Половина на половину.
      Об этом разговоре стало известно Гитлеру, который понимал, что в день 
смерти Гинденбурга буржуазная оппозиция непременно поставит вопрос о кресле 
президента. Кандидатура принца скорее всего будет поддержана рейхсвером. 
Реставрация же монархии положит конец националсоциализму. Это необходимо было 
предотвратить.
      Фюрер тут же принял решение навестить генералфельдмаршала в его 
восточнопрусском поместье Нойдек, чтобы лично убедиться о состоянии его 
здоровья и установить, каким временем он еще располагает. Гитлер вынашивал 
собственный честолюбивый план стать президентом. Взять власть в свои руки при 
живом президенте ему мешали не только престиж Гинденбурга, но и присяга,