спаянной, «готовой на все» кликой. «Каждый запланированный шаг просчитан до 
мелочей, каждая цель преследуется с запредельной, не поддающейся нормальным 
представлениям жестокостью. Именно так добротно сконструированная структура 
„государства СС“ покорила партию, затем Германию и, наконец, Европу».
      Иными словами, концентрационный лагерь был идеальной моделью эсэсовского 
государства, а члены СС истинными хозяевами в Европе Адольфа Гитлера.
      Ойген Когон ввел в научный оборот тезис, на первый взгляд легко 
объясняющий суть феномена СС. Даже сидящий в камере смертников генерал СС Отто 
Олендорф11 заявил: «Этого Когона нам придется принимать всерьез».
      То, о чем профессор предпочел умолчать или ограничиться неясными намеками,
 подхватили другие историки, принявшиеся собирать страшную мозаику 
безраздельной власти СС. Так, англичанин Джеральд Рейтлингер предлагал 
рассматривать «империю Гиммлера», как «государство в государстве, сравнимое, 
пожалуй, лишь с русским НКВД». Биограф Айхмана12 Комер Кларк, в свою очередь, 
высказывал собственное убеждение, что охранные отряды «принесли тень 
нацистского террора почти в каждый дом на Европейском континенте», а 
французский писатель Жозеф Кассэль видел всю Европу под пятой эсэсовского 
сапога: «От Арктики до Средиземноморья, от Атлантики до Волги и Кавказа — все 
лежали ниц у его (Гиммлера) ног».
      И чем большая власть отводилась «черному ордену», тем ярче становился 
коллективный портрет его «рыцарей» с чудовищной маской «черных сверхчеловеков».
      «Глаза эсэсовцев, с их рыбьим блеском и мертвым, с полным отсутствием 
духовности взглядом, имели у всех у них нечто общее», — находил бывший узник 
Заксенхаузена, издатель газеты «Дойче рундшау» Рудольф Пехтель, утверждавший, 
что по выражению глаз всегда мог распознать «ищейку из СД». Когон же видел в 
эсэсовцах «внутренне глубоко неудовлетворенных, по тем или иным причинам 
отсталых, ущербных неудачников», а средний состав гестапо, по его мнению, 
сплошь изобиловал «опустившимися креатурами». В армию осведомителей СД, 
согласно Когону, стремились все отбросы общества, которые исторгались не только 
аристократией, буржуазией и чиновничеством, но и рабочим классом.
      Если не хватало отрицательных эпитетов, исследователи «государства СС» 
прибегали к помощи психоанализа. Так, согласно мнению бывшего заключенного 
Аушвитца (Освенцима) Эли Коэна, «эсэсовцы, за редким исключением, представляли 
собой вполне нормальных людей, которые под воздействием собственного 
преступного „суперя“, превратились в обычных уголовников». Психолог Лео 
Александер сравнивал «черный орден» с бандой гангстеров с присущим ей 
отрицанием всяческой морали: «Если эсэсовец совершал проступок, ставящий под 
сомнение его преданность организации, его либо ликвидировали, либо заставляли 
совершить такое деяние, которое навсегда бы повязало его с организацией. С 
незапамятных времен в уголовном мире таковым считалось убийство».
      Следует отметить, что далеко не все историки соглашались с доводами 
последователей Когона. Уже в 1954 году в своем социологическом исследовании 
немецкоамериканский публицист Карл О. Петель писал, что всех членов СС нельзя 
оценивать столь однозначно: «В эсэсовской среде присутствовал не только 
одинединственный человеческий тип… Встречались преступники и идеалисты, идиоты 
и интеллектуалы». А Эрменхильд НойзюссХункель в опубликованной в 1956 году 
работе «СС» утверждала, что «различие функций многочисленных подразделений 
гиммлеровского аппарата, не допускает однозначной оценки всех членов сообщества 
СС, как единого целого». Изучив статистику, она пришла к выводу, что 15 % из 
общего числа членов «черного ордена» имели прямое отношение к нацистскому 
аппарату угнетения; из 80 тысяч списочного состава СС на 1944 год 39 415 
человек служили непосредственно в главных управлениях СС, 26 000 — в так 
называемом «полицейском усилении», 19 254 — в подразделениях полиции 
безопасности и полиции общественного порядка внутри страны и 2000 — в охране 
концентрационных лагерей.
      Изучение архивов СС внесло новые коррективы в послевоенную историографию 
черного ордена. В первую очередь под сомнение попали утверждения, содержащиеся 
в упомянутой работе Когона. Архивные документы вскрыли определенную путаницу, 
допускаемую профессором в датах, цифрах и именах, когда дело не касалось 
событий, непосредственно пережитых им в Бухенвальде. Поэтому с каждым новым 
переизданием книги дармштадскому исследователю приходилось опровергать самого 
себя.
      Так, шеф уголовной полиции Артур Нёбе13, фигурировавший в первом издании 
его книги как «самый незаметный, однако самый безжалостный функционер аппарата 
СС», во втором ее варианте чуть ли не перевоплощается в борца сопротивления, «с 
самого начала переживавшего внутреннюю борьбу с собственной совестью». Вместе с 
тем исчезло и упоминание о территориальных организациях СД — так называемых 
округах, будто бы существовавших в годы войны. Исчезло также и утверждение, что 
известное выражение «пятая колонна» происходит от названия одного из 
подразделений службы безопасности — ее 5го управления.
      Однако при чтении более поздних переизданий «Государства СС» возникает 
вопрос: соответствуют ли отдельные утверждения Когона исторической 
действительности? Так, например, профессор упоминает о некоей пятиступенчатой 
системе должностных категорий сотрудников службы безопасности, о которой не 
слышал ни один офицер СД! Далее Когон сообщает, что неким «мстителям за смерть 
Рёма» якобы удалось ликвидировать 155 офицеров СС. Однако такое число «внезапно 
погибших» нигде, ни в каких списках не зафиксировано! Опять же, согласно Когону,
 в I отделе государственной тайной полиции не было никакого начальника. Но 
хорошо известно, что такой был. И звали начальника этого подразделения Вернер 
Бест14. Касаясь численности воинских формирований СС на 1936 год, Ойген Когон