командования, полковник Герман Фёрч, сообщил Турнеру: «Полагаю, что дальнейшее 
развитие событий, да и воя обстановка в Сербии не будут в ближайшее время 
представлять интерес для человека с вашим опытом и способностями».
      Турнер забил тревогу, и Гиммлеру удалось добиться отмены запланированной 
в Сербии реорганизации оккупационных структур. Однако военные получили 
неожиданную поддержку со стороны вновь прибывшего в Сербию группенфюрера СС 
Августа Майзнера, у которого сразу же не сложились отношения со своим коллегой 
из СС по вопросам контроля за сербской полицией, управления имуществом 
расстрелянных евреев и приоритетов в борьбе с партизанами. Майзнер неоднократно 
обращался к командованию вермахта призвать к порядку «их» начальника 
административного отдела.
      Август Майзнер относился к числу тех фюреров СС, выходцев из армии и 
полиции, которые испытывали ностальгию по войсковому товариществу и военной 
форме, полагая в душе, что вермахт должен быть единственным носителем оружия в 
стране. Бывший адъютант Гитлера, генераллейтенант Энгель, рассказывал, что 
даже такой высокопоставленный чин в иерархии СС, как обергруппенфюрер СС Карл 
Вольф, «испытывал, будучи бывшим гвардейским офицером, тяготение к вермахту».
      Подобным же образом обстояло дело с бывшим саперным оберлейтенантом 
Артуром Нёбе, который, будучи командиром оперативного отряда Б группы армий 
«Центр», прислушивался к советам офицеров штаба группы больше, чем к приказам 
главного управления имперской безопасности.
      Даже группенфюрер СС Оберг, о котором мы упоминали выше, никогда не 
скрывал того уважения и даже обожания, которые он испытывал к бывшим товарищам 
по оружию и, в частности, к генералу Карлу Генриху фон Штюльпнагелю. После 
покушения на Гитлера он спас нескольких заговорщиков, а командующий немецкими 
войсками во Франции генерал Штюльпнагель както заявил: «Если бы Оберг мог 
поступить, как ему хотелось, думаю, что он был бы на нашей стороне».
      Для ряда эсэсовских фюреров военная компетентность вермахта была 
настолько очевидна, что они в случае необходимости обращались за консультацией 
и советом к генералам. Начальник служб СС и полиции безопасности в Центральной 
России, группенфюрер СС Геррет Корземан, подтвердил это столь наглядно, что 
привел в ярость Гиммлера, снявшего его с должности и направившего в порядке 
наказания в войска СС.
      Когда летом 1943 года Корземана стали упрекать, что он слишком 
поторопился оставить Кавказ при отступлении оттуда войск, Корземан обратился с 
письмом к генералфельдмаршалу Эвальду фон Клейсту с просьбой подтвердить его 
нахождение на своем посту до тех пор, пока в этом была необходимость.
      «Письмо это глупое и представляет собой попытку втереться в доверие, что 
бросает тень на СС и в особенности на рейхсфюрера СС», — прокомментировал тогда 
начальник административного управления Бергер.
      Гиммлер жестоко пресекал любые попытки заигрывания с вермахтом, считая, 
что генералы стремятся расширить сферу своего влияния, используя старые связи, 
чтобы положить конец экспансии СС. Вместе с тем в качестве другого противника 
СС он усматривал СА.
      Оставшиеся в живых соратники Рёма были низведены до положения 
ветеранского союза. Однако ненависть к убийцам своих товарищей 30 июня 1934 
года в рядах штурмовиков не затихала. Да и начальник штаба СА Виктор Лутце не 
забыл жаркие дни лета 1934 года, когда он, ослепленный преданностью к Гитлеру и 
подгоняемый чувством карьеризма, по сути дела, предал Рёма.
      Он не простил Гитлеру его кровавую оргию и был полон желания отомстить 
эсэсовским убийцам, но понимал, что СА слаба и открыто выступить против СС не 
может. Штурмовикам требовался союзник, которого они видели в вермахте.
      Лутце был готов к сотрудничеству с вермахтом против СС сразу же после 
падения фон Бломберга и Фрича. Во время закладки памятного камня при 
строительстве автозавода «Фольксваген» в Вольфсбурге в мае 1938 года, Лутце 
отвел в сторону генерала Улекса, ярого противника нацистской партии, и заявил 
ему о необходимости использования отставки Фрича для свержения Гиммлера, 
начавшего набирать силу. На вопрос генерала, как поступит СА в случае 
выступления вермахта против СС, Лутце ответил без колебаний: «Она будет, 
безусловно, на стороне вермахта!»
      Когда же Улекс спросил, как быть, если Гитлер поддержит шефа СС, Лутце 
сказал: «Фюрера надо будет по возможности пощадить».
      Улекс истолковал его ответ посвоему, посчитав, что, если фюрер не 
захочет быть на нашей стороне, его следует свергнуть".
      В заключение разговора Улекс заверил Лутце, что поставит в известность о 
его плане генералполковника барона фон Фрича и его преемника Вальтера фон 
Браухича. Но только в том случае, если Лутце сможет представить доказательства, 
что шантажист Шмидт действовал по принуждению гестапо, выступая против Фрича.
      Когда Улекс через две недели получил сообщение о готовности Лутца 
представить необходимые доказательства, он тут же пошел к Фричу и Браухичу. 
Однако ни тот ни другой не согласились поддержать планы Лутце. 
Главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич, отрицательно относившийся к 
режиму, но верный присяге, вновь поверил Гитлеру.
      Лутце тем не менее не оставил своих попыток склонить Браухича к 
совместному выступлению против СС, используя свое с ним родство по линии жены, 
становясь все более настойчивым по мере ухудшения военной обстановки и усиления 
СС. Деятельность его не осталась вне поля зрения партийных бонз. Министр 
пропаганды Геббельс с неудовольствием отметил: «Лутце, используя свои семейные 
связи с Браухичем, все более резко выступает против СС. Он повсюду наводит 
критику и выражает недовольство, считая, что СА отодвинута на задний план.