«Я что, хирурга укусил»?
   «Ну, до этого вы не дошли», говорит он, качая головой. «Нет, вы его никого 
не кусали, но лейтенант Корал попытался приземлиться на „Шторхе“ рядом с тем 
местом, где вы совершили вынужденную посадку. Но это, должно быть, было слишком 
сложно, его самолет спарашютировал… и сейчас у него голова перевязана»!
   Добрый старый Корал! Кажется что если я даже и летел без сознания, у меня 
было несколько ангелов-хранителей!
   Тем временем рейхсмаршал послал своего личного доктора с инструкциями 
доставить меня немедленно в госпиталь, который разместился в бомбонепробиваемом 
бункере на территории Цоо, берлинского зоопарка, но хирург, который меня 
оперировал, не хочет и слушать об этом, потому что я потерял слишком много 
крови. Завтра все будет в порядке.
   Доктор рейхсмаршала говорит мне, что Геринг немедленно сообщил об инциденте 
фюреру. Гитлер, сказал он, был очень рад, что я отделался сравнительно легко.
   «Конечно, если цыплята хотят быть умнее курицы», сказал он, как мне передали,
 помимо других вещей. Я успокоился, что он не упоминал о том, что запретил мне 
летать. Я полагаю, что ввиду отчаянной борьбы и общей ситуации в последние 
несколько недель, мое участие в боевых действиях было воспринято как само собой 
разумеющееся.
 
***
 
   На следующий день я переведен в бункер Цоо, который служит также платформой 
для самых тяжелых зенитных орудий, участвующих в защите столицы от налетов 
против гражданского населения. На второй день на тумбочке у моей кровати 
появляется телефон, я должен связываться с моей частью по поводу боевых 
операций, общей ситуации и пр. Я знаю, что долго не пролежу в кровати и не хочу 
терять свой пост, поэтому я обеспокоен тем, чтобы оставаться в курсе всех 
деталей и участвовать в делах части, пусть даже только по телефону. Доктора и 
медсестры, проявляющие обо мне трогательную заботу, по крайней мере в этом 
отношении не очень довольны своим новым пациентом. Они продолжают говорить 
что-то об «отдыхе».
   Почти каждый день меня посещают коллеги из части или другие друзья, 
некоторые из них просто люди, которые представляются моими друзьями, чтобы 
проложить себе путь в мою палату. Когда это хорошенькие девушки, они широко 
открывают глаза и вопросительно поднимают брови, когда видят мою жену, сидящую 
у постели.
   Со мной уже заводили разговор о протезе, хотя они еще не знают, в какой 
степени я поправился. Я нетерпелив и хочу встать как можно быстрее. Немного 
погодя меня навещает мастер по изготовлению протезов. Я прошу его сделать мне 
временный протез с которым я смогу летать, даже если культя еще не зажила. 
Несколько первоклассных фирм отказываются, на том основании, что пока еще 
слишком рано.
   Один мастер принимает заказ, но только в порядке эксперимента. Он 
принимается за дело столь энергично, что у меня начинает кружиться голова. Он 
накладывает гипс до самого паха не смазав поверхность и не приспособив защитный 
колпачок. Дав гипсу засохнуть, он советует лаконично: «Думайте о чем-нибудь 
приятном»!
   В тот же самый момент он со всей силы тянет гипс, к которому присохли волосы,
 и вырывает их с корнем. От боли мне кажется, что наступил конец света. Этот 
парень явно ошибся с выбором профессии, ему следовало бы подковывать лошадей.
   Моя третья эскадрилья и штаб полка тем временем переместились в Герлиц, в 
тот самый городок, где я ходил в школу. Дом моих родителей находится совсем 
рядом. В данный момент русские пробиваются к деревне, советские танки катятся 
по тем местам, где прошло мое детство. Я могу сойти с ума только от одной мысли 
об этом. Моя семья, как и миллионы других, давно уже стали беженцами, не 
способными спасти ничего, кроме своих жизней. Я лежу, обреченный на бездействие.
 Чем я заслужил такое? Я не должен об этом думать.
   Цветы и всевозможные подарки, которые каждый день приносят в мою палату, – 
доказательство любви народа к своим солдатам. Кроме рейхсмаршала меня дважды 
навещает министр пропаганды Геббельс, с которым я не был прежде знаком. Он 
интересуется моим мнением о стратегической ситуации на востоке.
   «Фронт на Одере», говорю я ему, «наш последний шанс задержать Советы, вместе 
с ним падет и столица».
   Но он сравнивает Берлин с Ленинградом. Он указывает на то, что этот город не 
пал, потому что все его жители превратили в крепость каждый дом. И то, что 
смогли сделать жители Ленинграда, смогут сделать и берлинцы. Его идея 
заключается в том, чтобы достичь высочайшей степени организованности в защите 
каждого дома путем установки радиопередатчиков в каждом здании. Он убежден, что 
«его берлинцы» предпочтут смерть перспективе пасть жертвами красных орд. То, 
как серьезно он был настроен, докажет впоследствии его собственный конец.
   «С военной точки зрения я вижу это иначе», отвечаю я. «Как только после 
падения фронта на Одере начнется битва за Берлин, я считаю, что удержать город 
будет абсолютно невозможно. Я хотел бы напомнить, что сравнивать эти два города 
нельзя. Ленинград имел преимущество, – он защищен на западе Финским заливом и 
на востоке – Ладожским озером. К северу от него был один лишь слабый финский 
фронт. Единственным шансом захватить его была атака с юга, но с этой стороны 
Ленинград был сильно укреплен и его защитники смогли воспользоваться отличной 
системой заранее подготовленных позиций, кроме того, город так и не удалось 
полностью отрезать о линии снабжения. Грузовые катера могли пересекать