несколько целей. Он спускается ниже, но облака на всех уровнях. Стин отрывает 
взгляд от своей карты и неожиданно резко накреняет машину. Скорее всего, он 
принял, наконец, в расчет плохую погоду, но не обратил внимания на близость 
моей машины. Моя реакция молниеносна: я резко бросаю самолет в сторону и 
закладываю глубокий вираж. Самолет накренился на такой угол, что он уже летит 
почти вверх колесами. Он несет 700 кг бомб и сейчас этот вес тянет нас вниз с 
непреодолимой силой. Я исчезаю в облачном чернильном слое.
   Вокруг меня абсолютная чернота. Я слышу свист и удары ветра. Дождь 
просачивается в кабину. Время от времени вспыхивает молния и освещает все 
вокруг. Яростные порывы ветра сотрясают кабину и корпус самолета дрожит и 
трясется. Земли не видно, нет горизонта, по которому я мог бы выровнять самолет.
 Игла индикатора вертикальной скорости прекратила колебаться. Шарик со стрелкой,
 которая указывает на позицию самолета по отношению к его продольной и 
поперечной оси прижат к краю шкалы. Индикатор вертикальной скорости указывает в 
ноль. Индикатор скорости показывает, что с каждой секундой самолет движется все 
быстрее. Я должен сделать что-то, чтобы привести инструменты в нормальное 
положение и как можно быстрее, поскольку альтиметр показывает, что мы 
продолжаем нестись вниз.
   Индикатор скорости вскоре показывает 600 км в час. Ясно, что я пикирую почти 
вертикально. Я вижу в подсвеченном альтиметре цифры 2300, 2200, 2000, 1800, 
1700, 1600, 1300 метров. При такой скорости до катастрофы остается всего 
несколько секунд. Я весь мокрый, от дождя или от пота? 1300, 1100, 800, 600, 
500 метров на альтиметре. Постепенно мне удается заставить другие приборы 
функционировать нормально, но я по-прежнему ощущаю тревожащее давление на ручку 
управления.
   Я продолжаю пикировать. Индикатор вертикальной скорости продолжает стоять на 
максимуме. Все это время я полностью во тьме. Призрачные мерцающие вспышки 
пронзают темень, делая полет по приборам еще более трудным. Я обоими руками на 
себя ручку управления чтобы привести самолет в горизонтальное положение. Высота 
500, 400 метров! Кровь приливает в голову, я с всхлипом втягиваю в себя воздух. 
Что-то внутри меня просит прекратить борьбу с разбушевавшейся стихией. Зачем 
продолжать? Все мои усилия бесполезны. Только сейчас до меня доходит, что 
альтиметр остановился на 200 метров, но стрелка слегка колеблется. Это означает,
 что катастрофа может последовать в любой момент. Нет, полет продолжается! 
Внезапно раздается тяжелый удар. Ну, теперь я точно покойник. Мертв? Но если бы 
это было так, я не мог бы думать. Кроме того, я слышу рев двигателя. Вокруг 
такая же темень как раньше. И невозмутимый Шарновски говорит спокойно: «Похоже, 
мы с чем-то столкнулись».
   Невозмутимое спокойствие Шарновски оставляет меня немым. Но я знаю одно: я 
все еще в воздухе. И это знание помогает мне сосредоточиться. Верно, что даже 
при полной тяге я не могу лететь быстрее, но приборы показывают, что я начинаю 
карабкаться вверх, и этого уже достаточно. Компас показывает строго на Запад, 
совсем неплохо. Нужно надеяться, что эта штука еще работает. Я не отрываю глаз 
от приборов, как будто гипнотизирую их силой воли. Наше спасение зависит от них.
 Я должен тянуть ручку со всей силы, иначе «шарик» опять соскользнет в угол. Я 
управляю самолетом осторожно, как будто это живое существо. Я упрашиваю его 
вслух, и внезапно вспоминаю о Верной Руке и его лошади.
   Шарновски прерывает мои мысли.
   «У нас две дырки в крыльях, и из них торчит пара березок. Мы также потеряли 
кусок элерона и закрылок».
   Я оглядываюсь назад и понимаю, что вышел из самого нижнего облачного слоя и 
сейчас лечу уже над ним. Снова дневной свет! Я вижу, что Шарновски прав. Две 
больших дыры в каждом из крыльев доходят до главного лонжерона и в них торчат 
куски березовых веток. Я начинаю понимать: дырки в крыльях объясняют потерю 
скорости, отсюда и трудности с управлением машиной. Как долго доблестный Ю-87 
сможет это выдержать? Я догадываюсь, что нахожусь должно быть в 50 км от линии 
фронта. Сейчас и только сейчас я вспоминаю о моем грузе бомб. Я сбрасываю их и 
лететь становится легче. Во время каждой вылазки мы встречаемся с истребителями 
противника. Сегодня одному из них даже не понадобиться стрелять в меня, чтобы 
сбить, ему достаточно просто посмотреть недружелюбно в мою сторону. К счастью, 
я не вижу ни одного истребителя. Наконец я пересекаю линию фронта и медленно 
приближаюсь к нашему аэродрому.
   Я прикажу Шарновски немедленно прыгать с парашютом. Я отдам этот приказ на 
тот случай, если я не смогу больше управлять самолетом. Я воссоздаю в памяти 
недавнее чудо, которое продлило мне жизнь: разразилась гроза; после того как я 
привел в инструменты в рабочее положение и выравнивал машину, я оказался очень 
близко к земле. На такой скорости я, должно быть, пролетел между двумя березами 
и именно там я подцепил эти ветви. Невиданная удача – дыры находятся посредине 
крыльев и березы не задели пропеллер, иначе полет закончился бы за несколько 
секунд. Сохранить стабильность полета после такого потрясения и доставить меня 
домой благополучно не смог бы ни один самолет за исключением Ю-87.
   Обратный полет занимает гораздо больше времени но, наконец, прямо перед 
собой я вижу Сольцы. Напряжение спадает, и я снова распрямляю плечи. Над 
Сольцами патрулирует несколько наших истребителей и до аэродрома остается уже 
совсем немного.
   «Шарновски, тебе нужно будет выброситься с парашютом над летным полем».
   Я абсолютно не имею понятия, на что моя машина похожа с земли и как дыры в 
крыльях повлияют на ее аэродинамику при посадке. Сейчас следует по возможности 
избежать лишних жертв.
   «Я не буду прыгать. У вас все получится», отвечает он своим обычным голосом.