Постепенно создается фронт по реке Одер. Я получаю по телефону приказ 
немедленно перебазировать полк на аэродром Маркиш-Фридлянд в Померании, а 
вторую эскадрилью – во Франкфурт. Ситуация здесь стала более опасной, чем в 
Силезии. Падет густой снег, который не дает нам лететь в тесном строю. Поэтому 
мы взлетаем тройками и направляемся в Маркиш-Фридлянд через Франкфурт. 
Некоторые из наших самолетов приземляются на промежуточных аэродромах в Сагане 
и Сорау. Погода отвратительная. Во Франкфурте уже ждут моего приземления. Я 
должен без промедления позвонить на старую базу в Гротткау. Когда меня 
соединяют, я узнаю, что вскоре после моего отлета фельдмаршал Шернер приехал 
повидать меня и поднял большой шум. Стуча кулаком по столу он спросил, кто 
отдал мне приказ о перебазировании. Лейтенант Ниерман, мой оперативный офицер 
сказал ему, что приказ пришел из штаба Люфтваффе.
   "Штаб Люфтваффе! Все это ширма! Я хочу знать, кто приказал Руделю улететь. 
Позвоните ему во Франкфурт и прикажите ждать там. Я поставлю вопрос перед самим 
фюрером. Я настаиваю, чтобы он оставался здесь. Я что, должен удерживать фронт 
одной пехотой с винтовками? "
   Я узнаю обо всем этом по телефону. Если я хочу добраться до Маркиш-Фридлянд 
до наступления темноты, я не могу больше тратить время. Я звоню в штаб-квартиру 
фюрера чтобы спросить, продолжать мне перелет или вернуться в Силезию. В первом 
случае фельдмаршал Шернер должен отпустить моих людей, удерживаемых им в 
Гротткау, так, чтобы у меня был полный комплект людей и снаряжения, когда я 
прибуду на новое место. Мне говорят, что решение принято: мой полк определенно 
переведен на север, поскольку ситуация в этом секторе, командующим которым 
назначен рейхсфюрер СС Гиммлер, гораздо более серьезна. Я приземляюсь в 
Маркиш-Фридлянде вместе с несколькими первыми самолетами в сильную метель и в 
полной темноте, остальная часть полка должна прибыть завтра, вторая эскадрилья 
останется во Франкфурте и будут совершать боевые вылеты оттуда. После того, как 
мы находим себе жилье для ночлега, я звоню Гиммлеру в Орденсбург-Крессинзее 
чтобы доложить о моем прибытии в сектор. Он рад, что я здесь и очень доволен, 
что выиграл дуэль с фельдмаршалом Шернером. Он спрашивает меня, что я сейчас 
собираюсь делать. Время 11 часов вечера, поэтому я отвечаю: «Иду спать» – 
поскольку мне нужно вставать завтра как можно раньше, чтобы составить общее 
представление о ситуации. Но Гиммлер думает иначе.
   «А мне не спится», говорит он.
   Я говорю ему, что ему не нужно лететь завтра утром, и что когда люди летают 
без перерыва, сон незаменим. После долгой праздной болтовни он сообщает, что 
посылает за мной машину, чтобы увидится со мной как можно скорее. Поскольку в 
любом случае у меня мало топлива и боеприпасов, информация о новом секторе, 
которую может мне сообщить его командующий, может по крайней мере облегчить мне 
ряд организационных проблем. На пути в Орденбург мы застреваем в снежных 
заносах. Когда я попадаю туда, уже два часа ночи. Первым я вижу его начальника 
штаба, с которым мы долго обсуждаем ситуацию и общие вопросы. Мне особенно 
любопытно услышать от него, как Гитлер приступает к своей новой задаче, видя, 
что у него не хватает необходимой подготовки и опыта. Начальник его штаба – 
армейский офицер, а не член СС. Он говорит мне, что работать с Гиммлером – 
большое удовольствие, потому что он вовсе не самоуверенный человек и не ищет 
случая показать свою власть. Он не считает, что знает лучше, чем эксперты его 
штаба, с готовностью соглашается с их предложениями и затем использует весь 
свой авторитет чтобы претворить выработанное решение в жизнь. И поэтому все 
идет гладко.
   «Только одна вещь вас поразит. У вас всегда будет чувство, что Гиммлер 
никогда не говорит того, что думает на самом деле».
   Через несколько минут я обсуждаю ситуацию и мою задачу с Гиммлером. Я 
немедленно замечаю его озабоченность. Советы почти обошли Шнайдемюль и рвутся в 
Восточную Померанию по направлению к Одеру, частично вдоль долины Нейсе, и 
также к северу и к югу от нее. В этом районе очень мало частей, которых можно 
было бы назвать боеспособными. В окрестностях Маркиш-Фридлянда формируется 
боевая группа, которая должна сдержать прорвавшиеся вражеские силы и 
предотвратить их предстоящее движение к Одеру. Никто не может пока еще 
предсказать, в какой степени наши войска в районе Позена-Грауденца смогут 
пробиться назад, в любом случае они не смогут быстро восстановить свои силы. 
Разведка оставляет желать лучшего и поэтому нельзя составить полное 
представление об их положении. Это, следовательно, будет одной из наших первых 
задач, кроме того, чтобы атаковать противника во всех известных пунктах, 
которых он уже достиг, в особенности его механизированные и бронетанковые силы.
   Я выясняю потребности в бомбах, горючем и боеприпасах. Если они не будут 
удовлетворены, уже через несколько дней я не смогу выполнять боевые задачи. 
Гиммлер обещает мне, в своих собственных интересах, что мои запросы будут 
удовлетворяться в первую очередь. Я объясняю ему, какие возможности я вижу в 
использовании моего соединения, основывая свою точку зрения на той картине, 
которую он мне нарисовал.
   Я покидаю Орденсбург в 4:30 утра, зная, что через два часа я уже буду летать 
над сектором. «Штуки» летают весь день без перерывов. Наши самолеты украшены 
эмблемой Германского рыцарского ордена, потому что сейчас, как и шесть столетий 
тому назад, мы вовлечены в битву с Востоком. Устанавливается очень холодная 
погода, снежный покров на аэродроме достигает высоты 5 сантиметров, когда мы 
взлетаем, эта снежная пыль забивается в механизмы пушек на наших 
противотанковых самолетах и замерзает, как только мы поднимаемся в воздух. 
После того, как выпущен один или два снаряда, орудия заклинивает. Я не могу 
этого вынести! Вот подо мною русские бронированные колонны наступают на