опасались. Министр иностранных дел барон фон Нейрат был уволен и заменен явным 
нацистом Иоахимом фон Риббентропом. Были отстранены три посла: Гассель в Риме, 
фон Папен в Вене, фон Дирксен в Токио. Геринг, который увидел, что военное 
министерство, предмет его вожделений, ускользнуло от него, утешился: ему 
присвоили звание генерал-фельдмаршала. Тем самым он становился самым 
высокопоставленным германским военным сановником. Наконец, д-р Шахт, ушедший с 
поста министра экономики в ноябре 1937 года, был заменен Функом. А между тем 
все в Германии знали, что Функ был гомосексуалистом. 

В конце концов военные опомнились. Бек и его друзья попытались бороться и 
узнать правду. Они хотели заставить гестапо признать факт аферы, взяв - к 
сожалению, слишком поздно - инициативу расследования в свои руки. 

Гиммлер и Гейдрих не желали такой демаскировки. Тем не менее военные еще 
пользовались некоторой поддержкой. Вскоре им удалось восстановить исходный 
пункт истории: все объяснялось созвучием фамилий. Подлинным виновником был 
кавалерийский капитан в отставке фон Фриш (а не Фрич). Без труда был найден его 
дом в Лихтерфельде-Эст, где он жил уже десять лет, но капитан был прикован к 
постели тяжелой болезнью. Его служанка заявила, что люди из гестапо уже 
приходили 15 января, то есть за девять дней до того, как была устроена очная 
ставка вымогателя Шмидта с генералом фон Фричем! 

На следующий день военные пришли снова, чтобы спрятать больного в надежное 
место, но гестапо уже увезло его ночью. Через несколько дней он умер. 
Следователи с помощью чиновника из министерства юстиции выяснили в банке, что 
еще 15 января гестапо изъяло текущий счет фон Фриша, на котором были помечены 
снятия сумм в дни, указанные Шмидтом, а также все сопутствующие документы. В то 
же время в казарме в Фюрстенвальде был взят один унтер-офицер, бывший денщик 
генерала фон Фрича. У него пытались вырвать компрометирующие признания. 
Экономке генерала, арестованной в провинции, где она находилась в отпуске, был 
учинен такой же допрос с пристрастием. Наконец, выяснилось, что 24 января Шмидт,
 до того как его привели в канцелярию, был приведен к Герингу, и там Гиммлер и 
Геринг лично разъяснили ему, что если он не "признает" генерала, которого 
покажет ему фюрер, то пусть он готовится к очень мучительной смерти. 

Таким образом, генералы получили серию неопровержимых доказательств, и 
провокация, затеянная гестапо, уже не вызывала ни малейшего сомнения. Могли ли 
они решиться потребовать от Гитлера, чтобы он восстановил справедливость в 
отношении генерала фон Фрича и наложил жестокие санкции на шефов гестапо? Как 
мог Гитлер отказаться восстановить справедливость, если ему угрожало публичное 
разоблачение всех этих методов? Но генералы протестовали весьма платонически. 
Они чувствовали себя потерянными в той политической пустыне, в какую 
превратилась германская действительность. Тем не менее им было дано 
"удовлетворение", которое они испрашивали. Был созван Военный совет, как того 
требовал фон Фрич. Его состав был вершиной цинизма: фон Браухич, преемник фон 
Фрича, Редер, новый хозяин флота, то есть двое из главных лиц, оказавшихся в 
выигрыше от чистки; затем двое военных судей, а председательствовал в этом 
странном трибунале сам фельдмаршал Геринг, главный изобретатель аферы, 
поскольку он находился на вершине военной иерархии. 

Совет собрался 10 марта. Но ненадолго: в полдень адъютант принес приказ Гитлера 
об отсрочке совета и о вызове в канцелярию Геринга, Браухича и Редера. 

Что скрывалось за этим театральным действом? Ответ последовал через тридцать 
шесть часов. 12 марта германские войска перешли австрийскую границу, вечером 
того же дня Гитлер был в Линце, на следующий день - в Вене. Вермахт продвигался 
под восторженные крики толпы. Как было в этих условиях жаловаться на методы 
гестапо, как требовать реабилитации фон Фрича? 

И все же реабилитация была тайно проведена. 17 марта собрался совет, и был 
допрошен вымогатель Шмидт. Геринг давил на него и "заклинал" говорить "правду", 
обещав жизнь и безопасность. Тогда, по заранее и тщательно разработанному 
сценарию, Шмидт "признал", что ошибся. Сначала он подумал, что и в самом деле 
связался в свое время с главнокомандующим фон Фричем, а потом, когда обнаружил 
свою ошибку, не осмелился сказать об этом из боязни репрессий. Комедия была 
окончена. Совет ограничился констатацией, что фон Фрич оказался достойной 
сожаления жертвой серии недоразумений, и оправдал его. Никто не потребовал явки 
Гиммлера и Гейдриха для дачи показаний. Никто даже и не подумал привлечь их к 
делу. 

Хотя Геринг торжественно дал Шмидту честное слово, что ему сохранят жизнь, 
гестапо расстреляло его через несколько дней. Шмидт - этот человеческий отброс 
- сыграл, как в свое время ван дер Люббе, свою роль и должен был исчезнуть. 

Фон Фрича, хотя и реабилитированного, не допустили к активной деятельности. В 
своей преждевременной отставке он, быть может, размышлял над словами, которые 
сказал ему Людендорф в конце 1937 года. Фрич тогда заявил ему, что теперь он 
верит фюреру, как верит ему его шеф Бломберг. Людендорф ответил: "В таком 
случае он не замедлит вас предать". 22 декабря 1937 года Бломберг и Фрич шли за 
гробом Людендорфа и не думали, что его предсказание так скоро сбудется.