деле высокорослых, бесстрашных парней и сформировал из них роту "Лайбштандарте 
Адольф Гитлер" для охраны канцелярии. Это элитное подразделение существовало до 
последнего дня режима. Ближайшее окружение Гитлера также состояло почти из 
одних эсэсовцев; Гиммлер расставил их повсюду в непосредственном окружении 
фюрера. Брига-дефюрер СС Юлиус Шауб управлял личным имуществом Гитлера, 
бригадефюрер СС Штрек был его шофером. Личная безопасность фюрера 
обеспечивалась непосредственно телохранителями СС под командованием 
бригадефюрера Раттенхубера и группой полицейских из гестапо, возглавляемой 
инспектором Хёглем. Эти люди были всегда рядом с Гитлером, следуя за ним всюду. 
Гиммлер получал таким образом информацию о любом случае, визите, разговоре с 
участием фюрера. Никто не мог приблизиться к Гитлеру без его ведома. Люди 
Гиммлера вошли также в гестапо. Они утвердились на многих других важных постах 
во время чисток и реорганизаций, последовавших за взятием власти. 

Гиммлер приступил к систематическим атакам на СА и Рема. Воздействуя на Гитлера 
в соответствии с планом, аналогичным плану Геринга, он сообщал фюреру о 
бесчинствах, совершаемых в концлагерях членами СА, и показывал их возможные 
отрицательные последствия. Возмущали его, разумеется, не методы, применяемые СА,
 а лишь беспорядочное их использование. 

В марте 1933 года руководство СС создало свои собственные лагеря. Постепенно 
Гиммлер полностью вытеснил "конкурента" и в начале 1934 года добился, чтобы 
управление и охрана концлагерей были целиком поручены силам СС. С этой целью он 
создал внутри СС новое подразделение, "Тотенкопф", или полки "Мертвая голова", 
единственной обязанностью которых была охрана концлагерей. Они совершали там те 
же зверства, что и их предшественники, а впоследствии превратили лагеря в 
настоящие фабрики по уничтожению людей. Расходы на содержание лагерей ложились 
на плечи земель, и в общем бюджете рейха соответствующие статьи появились лишь 
в 1936 году. 

Создание специальных войск СС "Мертвая голова" ясно показало, что концлагеря 
становятся в Германии общенациональным институтом. И ни один судебный или 
административный орган, ни одно германское должностное лицо, не говоря уж о 
министре юстиции Гюртнере, не подняли голоса протеста против этого чудовищного 
беззакония, не подкрепленного каким-либо юридическим актом и противоречащего 
действующей конституции. Опираясь на этот механизм, можно было арестовывать и 
сажать в лагеря тысячи и тысячи людей без предъявления им обвинения, без суда и 
следствия, держать их в заключении, по выражению Геринга, "до тех пор, пока над 
ними не сжалится фюрер". И именно это вечное соглашательство и трусливое 
отступление перед тактикой свершившегося факта обусловило постепенное 
распространение нацистских методов, отказ от всякой законности и в конечном 
счете всевластие преступных организаций. 

Гиммлер уже обладал огромной мощью, когда он утвердился в кабинете руководителя 
гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, 8, откуда он вел слежку за всей Германией, 
словно паук, раскинувший свою гигантскую паутину. 

1 января он обратился к членам СС с довольно откровенным посланием: "Одна из 
самых неотложных задач, выпавших на нашу долю, состоит в том, чтобы раскрыть 
всех тайных и явных врагов фюрера и национал-социализма, разгромить и 
уничтожить их. Для выполнения этой задачи мы готовы пролить не только свою 
кровь, но и кровь других людей". 

"Тело несет на себе отпечаток внутренних сил, которые им движут", писал в 
начале XVIII века ясновидец-теософ Якоб Бёме. Коротко и убедительно. Ведь 
утешительно то, что убийцы несут на себе клеймо скотства. И большинство 
нацистских руководителей иллюстрирует это правило: у Рема была голова душегуба, 
физиономия Бормана могла внушать только ужас, у Кальтенбруннера и Гейдриха были 
рожи убийц. Что касается Гиммлера, лицо его было гладким, но безнадежно 
банальным. 

Это был человек среднего, а скорее высокого роста, довольно хорошо сложенный. 
Лицо его было немного полноватым, с признаками раннего облысения надо лбом и на 
висках, хотя в начале полицейской карьеры ему исполнилось всего тридцать три 
года. Внешне он выглядел мелким служащим, скромным счетоводом или коммерсантом. 
Маленький, срезанный назад подбородок отнюдь не свидетельствовал о сильной воле.
 Его вялое лицо перечеркивали усики, а обрамляли большие оттопыренные уши. 
Неизменная улыбка придавала ему приказчичье выражение. 

Только два признака вызывали скрытую тревогу: очень тонкие, бледные, почти 
бескровные губы и два маленьких голубых или серо-голубых глаза, взгляд которых, 
удивительно проницательный и завораживающе твердый, не могли скрыть стекла 
пенсне в круглой оправе из полированной стали. Он знал, конечно, что этот 
взгляд выдает его, и старался держать голову, слегка склонив к правому плечу, 
чтобы отблеск стекол маскировал глаза. Он разглядывал собеседника словно хищник 
в засаде, стерегущий добычу. Болезненный вид его странной шеи с дряблой и 
морщинистой, как у старика, колеей часто поражал посетителей. Руки у него были 
необыкновенно тонкие и деликатные, с длинными пальцами, очень белой прозрачной 
кожей и хорошо видными венами. Они напоминали руки холеной женщины. 
Разговаривая с посетителями, он имел привычку класть их перед собой на столе в