председатель рейхстага!" 

Итак, спасти лицо... Это была фраза, брошенная г-жой Моро Джиафери, и это было 
как раз то, чем занимался суд в Лейпциге. Здесь среди обвинителей царила паника,
 и они сами лишь пытались защититься от яростных нападок разъяренного 
Димитрова; остальные четверо не доставляли им хлопот. Ван дер Люббе неизменно 
находился в состоянии мрачного отупения и на все вопросы дал лишь несколько 
односложных ответов. А Танев и Попов не знали ни одного слова по-немецки. Ход 
судебных заседаний определял Димитров. Именно он стал обвинителем. И его 
обвинения были настолько точны, что 17 октября доктор Вернер, государственный 
обвинитель, был вынужден принять решение, ошеломившее присутствующих. Он взял 
ту самую "Коричневую книгу", которую опубликовали эмигранты, и стал страница за 
страницей пытаться опровергнуть содержащиеся в ней обвинения, утверждая, что 
речь идет о клеветнических измышлениях! 

Таким образом, обвинители стали обвиняемыми и на всем протяжении дальнейших 
судебных заседаний пытались лишь оправдаться. 

В суд для дачи показаний были вызваны лица, имена которых в Германии 
произносили только шепотом: руководитель штурмовых отрядов Силезии Гейне, 
префект полиции Бреслау граф Хеллендорф, руководивший берлинскими штурмовиками 
в момент пожара, префект полиции Потсдама, штурмовик Шульц и, наконец, сам 
Геринг! 

Гизевиус оставил красочное описание появления Геринга перед судом. Этот 
популярный Герман обычно разыгрывал на публике одну из излюбленных им ролей 
"ближайшего соратника", "национального героя" и т.д. Но в тот момент он 
предпочел играть роль "железного человека", и именно этот образ он избрал для 
выступления в суде. 

Он появился там в светлом охотничьем костюме, в высоких сапогах, стучавших по 
паркету, с напускным спокойствием, которое, однако, скоро его покинуло. Уже 
через несколько минут он стал красным и потным от ярости, сотрясал криком свод 
зала судебных заседаний. Он был ошеломлен поворотом судебного разбирательства. 
Он не понимал причин, по которым судьи занялись этой "Коричневой книгой", 
"подстрекательским сочинением, которое он уничтожает повсюду, где находит". 

Со своего председательского места Бюнгер наблюдал эту сцену в полной 
растерянности. Он начал понимать, что это судебное разбирательство поставит 
точку в его карьере. На скамье подсудимых Димитров не скрывал своего 
удовлетворения. Геринг, еще не остывший от приступа гнева, бросал на него 
угрожающие взгляды, пытаясь обрести спокойствие. И вот обвиняемый Димитров 
принялся в свою очередь допрашивать министра-президента! И министр-президент 
был вынужден отвечать. 

Завязался невероятный диалог: 

- Что изволил делать господин министр внутренних дел 28 февраля и в течение 
последующих дней, когда легко можно было обнаружить сообщников ван дер Люббе? - 
спросил Димитров. 

- Я не являюсь сотрудником судебной полиции, - ответил Геринг, - я министр. Для 
меня гораздо важнее заниматься делами партии, идеи которой движут миром, за что 
она и несет ответственность. 

Так он попал в ловушку, поставленную Димитровым, перенося дискуссию на 
политическую почву. Хоть он и считался одним из авторов стратегии 
национал-социалистской партии, ему было не по плечу противостоять мастеру 
марксистской диалектики. В мгновение ока допрос превратился в митинг 
коммунистической пропаганды. Чувствуя свою слабость, Герман брызгал слюной и 
стремился оскорбить своего противника. 

- Сволочь, - кричал он, - вас повесить мало! 

Судья вмешался, чтобы напомнить Димитрову, что ему уже было запрещено 
заниматься коммунистической пропагандой. 

- Ограничьтесь вопросами, прямо относящимися к нашему делу, - добавил он 
примирительным тоном. 

- Благодарю вас, - ответил Димитров, - я весьма доволен ответом г-на министра. 

- Хулиган! - кричал Геринг. - Выведите его! Я еще до тебя доберусь! 

И когда Димитрова выводили из зала заседаний, среди всеобщего смятения и шума 
он добавил, обращаясь к Герингу: 

- Уж не боитесь ли вы, г-н министр, вам, наверное, страшно?.. 

Обвинение ван дер Люббе и других подсудимых в сговоре основывалось на том факте,