сил, главным авторитетом в вопросах расы и германизации, получивших особое 
значение при нацистском режиме, комиссаром рейха по утверждению германской расы,
 что давало ему власть над "новыми немцами", проживавшими на завоеванных 
территориях, ответственным за переселение немцев в рейх и даже министром 
здравоохранения, поскольку эти обязанности временно возлагались на министра 
внутренних дел. Как великий магистр ордена СС, он председательствовал во 
множестве примыкающих к СС организациях и псевдонаучных институтах, влиял на 
организацию немецкой науки, деятельность университетов и медицинских учреждений.
 Он был безраздельным хозяином концентрационных лагерей и обеспечивал получение 
организацией СС астрономических доходов, которые пополняли и без того 
раздувшиеся счета СС в Рейхсбанке, стыдливо называвшиеся счетом "Макс хелигер". 
И, наконец, его личная армия - войска СС - выросла только в этом, 1943 году на 
семь новых дивизий (4 германские и 3 иностранные), так что в целом у него 
имелось уже 15 боевых дивизий. 

Таким образом, карьера Гиммлера шла по линии, прямо противоположной той, 
которая отражала реальное положение дел в его стране. 1943 год, вынесший его на 
вершину могущества, был годом, когда Германия потерпела тяжелые военные и 
политические поражения, от которых она не смогла уже оправиться. Это был год 
Сталинграда, распада африканского фронта, начала итальянской кампании союзников 
и крушения итальянского фашизма. После падения Муссолини Гиммлер, назначенный 
министром внутренних дел, получил неограниченные полномочия по управлению 
рейхом. Когда авиация союзников разрушила Гамбург, а начальник генерального 
штаба люфтваффе генерал Йешонек в приступе отчаяния покончил жизнь 
самоубийством, когда Манштейн, яростно отбиваясь, отошел на Днепр под 
колоссальным давлением Красной Армии, Гиммлер с гордостью представил своему 
фюреру новые дивизии войск СС, которые должны будут биться "за спасение Европы".
 Руины его страны и страдания его народа стали ступеньками в его движении к 
трону. 

Во Франции 1943 год ознаменовался всевластием гестапо. Ни один город, ни один 
район не были избавлены от пристальной слежки агентов Кнохена. Вечерами люди 
тщательно закрывали двери и окна, чтобы послушать голос Би-би-си, который нес 
им слова ободрения и надежды, слова французов, сражавшихся в Африке, а затем на 
Сицилии и в Италии. Число жертв резко возросло, но люди умирали, зная, что их 
палачи доживают последние дни. 

Тюрьмы были переполнены (за год было арестовано более 40 тыс. человек), но 
группы Сопротивления и отряды "маки" совершенствовали свою организацию, 
получали от союзников все больше оружия, быстро пополнялись в немалой степени 
потому, что обязательная трудовая повинность вынуждала идти в подполье всех, 
кто отказывался отправиться в Германию. Гестапо пришлось приспосабливать методы 
своей работы к новой ситуации. 

Выход из положения Оберг ищет в сотрудничестве с французами, особенно с 
полицейскими службами, которые, по его мнению, по-прежнему "слишком мягки" в 
репрессиях. Весной он приезжает в Виши в сопровождении Кнохена и его адъютанта 
Хагена. Петен дал согласие принять его. Почти секретная встреча была тщательно 
подготовлена. За несколько дней до нее в Париж приезжал доктор Менетрель. Он 
посетил Оберга, чтобы обсудить с ним все детали церемониала, который должен был 
соблюдаться при встрече с главой французского государства. 

Оберг и два сопровождавших его лица были приняты Петеном в отеле "Парк". Во 
встрече участвовали также генерал Буске и доктор Менетрель. Беседа длилась 
восемь минут и была почти целиком посвящена второму варианту соглашения Оберга 
- Буске, распространенному 18 апреля. Оберг и его сопровождающие рассказали 
впоследствии об этой встрече. Им показалось, что Петен узнал об этом соглашении 
лишь в ходе встречи и с горечью попенял генеральному секретарю полиции, что 
глава государства узнает о важном документе после окружных префектов и 
интендантов полиции{43}. Затем, повернувшись к Обергу, он якобы заметил: "Все, 
что происходит во Франции, меня также интересует". А провожая своих визитеров 
до лифта, сказал: "Я считаю, что самыми главными врагами Франции являются 
франкмасоны и коммунисты!" 

"Я был удивлен его бодростью и живостью его ума", - скажет позднее Оберг. 

После этой аудиенции Оберга принял Лаваль. В его честь был дан обед в отеле 
"Мажестик". Там присутствовали с французской стороны Лаваль, Абель Боннар, 
Менетрель, Жардель, Габоль, Буске, Роша и Жерар; с германской стороны - Оберг, 
Кнохен, Хаген, генерал Нойбронн и консул Кругг фон Нилда. 

Эти официальные заверения в верности сотрудничеству ничего не меняли в реальной 
ситуации. Каждый день окружные службы сообщали Обергу о появлении новых отрядов 
"маки", о росте подпольного движения Сопротивления и улучшении его организации 
в городах, о том, что патриоты начали преследовать коллаборационистов. Те в 
свою очередь потребовали у немцев защиты, обвиняя французскую полицию в сговоре 
с преступниками. Были, конечно, наемники и изменники, поступившие на службу к 
оккупантам из-за политических пристрастий, из-за желания выдвинуться или просто 
поживиться. Однако подавляющее большинство французов, возмущенных варварскими 
методами гестапо, саботировали меры, проводимые совместно с немцами,