там смогу добиться большего. В то  же время я был практически в кругу семьи.
Мне  сказали, чтобы  я послал телеграмму  перед своим прибытием, но они меня
плохо знали,  если  надеялись,  что я и  в  самом  деле сделаю  это. Сестра,
работавшая на кухне, испекла мне  трехслойный  пирог, и мы отпраздновали мое
прибытие  в   дружеской  атмосфере.  Во  время  своего  пребывания  в  обоих
госпиталях я узнал,  какие продукты поставляли монахини. Должен сказать, что
все раненые были в  восторге от рациона. Например, даже на Рождество в  1944
году каждый больной в госпитале получил по полкурицы. Ручаюсь за свои слова!
Каждый  раненый, а  не  только  офицеры,  как  любят утверждать злопыхатели.
Чудесные  сестры совершали сверхчеловеческие подвиги.  Госпиталь,  как можно
себе представить, был переполнен. Мой дядя оперировал сутками напролет.
    Партийные   функционеры  в   этом  районе   настаивали  на  организации
официального  чествования  меня  на  церемонии  в  здании  кинотеатра.   Они
намеревались пригласить  туда общественность. Я сразу сказал  им, что  такие
мероприятия меня  совсем  не  интересуют,  не следовало рассчитывать  на мое
появление. Так что "церемония чествования героя" была проведена не
масштабно, а в смежной комнате отеля.  Присутствовали только мои товарищи по
оружию из госпиталя  и  друзья моего дяди. Глава местной администрации также
появился со своим окружением, но потихоньку покинул кампанию после того, как
я  [247]  завершил благодарственную речь. Надо  сказать, что в  своей речи я
сделал обзор ситуации со своей точки зрения.
    Тем временем враг все ближе и ближе подходил к западным границам рейха.
К   декабрю   мы  могли  наблюдать   в   Вестфалии  битком  набитые  вагоны,
предположительно  прибывшие с  фронта. Люди обычно взволнованно  говорили  о
том, что, как полагают, американцы уже всего в нескольких километрах. У нас,
конечно, были свои соображения на  этот счет. К чему все это могло привести?
Если  все воюющие на Западном фронте отступили так далеко, то союзники скоро
достигнут  Рейна.  Между  тем  западные  области  уже  были  эвакуированы. Я
воспользовался благоприятной возможностью, чтобы  снова ненадолго повидаться
с матерью  после  Рождества,  и помог  ей увезти  из  дома  для  сохранности
кое-какие вещи.
    На  обратном пути я  заехал  в  Берлин.  Я справлялся о  том,  была  ли
возможность добраться до  Восточной Пруссии.  Между тем там остановилась моя
старая  рота. Я написал своим боевым  товарищам,  что  опять  могу  довольно
хорошо ходить и  чувствую в себе достаточно сил, чтобы как-нибудь попасть на
фронт, но  не смог этого  сделать с запасным батальоном. 2 декабря я получил
следующий ответ: "Господин лейтенант, с вашим ранением вы вполне можете
считать, что вам повезло, что  вы  все еще  в  числе живых, и вам не следует
быть исключенным из этого  числа в следующий раз. Когда  снова увидим  вас в
роте? Нечего  и  говорить  о  том, что это  было бы огромным  рождественским
подарком  для роты". Я,  конечно, думал так же,  как и мои  потрясающие
товарищи.
    Я  расстроился,  когда   управление  личного  состава  вооруженных  сил
информировало меня, что уже нет  возможности добраться до Восточной Пруссии.
Войска отводились,  так что  было полной бессмыслицей отправлять меня  туда.
Вместо этого я должен  был прибыть в Падерборн.  В выведенных подразделениях
не хватало  офицеров  с фронтовым опытом. Я бы  нашел  там  подходящее  себе
применение.
    Конечно,  я  был  очень  разочарован и сразу приехал  к  своему  брату,
который учился на офицерских курсах в [248] Крампнице. Когда я  туда прибыл,
там  царила атмосфера всеобщего возбуждения. Все курсанты готовились  занять
позиции вокруг Берлина. Мне повезло, потому что, прибудь я днем позже, уже и
не  повидал  бы  брата.  Следует  заметить,  что  русские  уже  показывались
несколько дней назад у Кюстрина.  Гауптман Фромме быстро собрал  батальон из
всех  имевшихся под рукой учебных танков. Если бы я появился днем  ранее, то
смог бы взять под командование роту немедленно, потому что не было ни одного
подходящего офицера. Гауптман Фромме был волевым испытанным воякой, которого
я знал по прежним временам. Говорили, что он был  разжалован в мирное время,
потому  что ударил  командира, с которым  повздорил,  будучи нетрезвым. Этот
старый энергичный  воин вновь стал офицером во время  войны, начиная с самых
низов. К 1941 году  он уже получил Рыцарский крест. Фромме показал русским у
Кюстрина,  что дорога на Берлин пока что не была все время такой гладкой. Он
расстрелял передовой отряд  русских  и тем самым не дал им  с  ходу овладеть
переправой через Одер.
    В госпитале я быстро собрал свой чемодан и уехал, как было приказано, в
Падерборн.
    Командир запасного батальона  в Падерборне хотел сразу же  спихнуть мне
учебную  роту. Я сказал ему,  что не чувствую себя достаточно  уверенно  для
того, чтобы подготавливать роту из 300 человек. Я хотел, чтобы меня перевели
в формировавшуюся боевую часть. Это ему не понравилось. Я вспомнил о письме,
которое  дал мне Гиммлер, и, когда представил его комбату, он  отказался  от
своих  намерений.  Но теперь  мне  пришлось ожидать  в  бездействии, пока не
найдется что-нибудь подходящее.
    3-я рота 502-го батальона  под командованием  гауптмана Леонардта  была
выведена из России  и  расположилась  в  Зеннелагере.  Рота  получила  новый
"королевский тигр" и готовилась к сражениям. Я нашел  там свою все
ту же  команду  вместе  с обер-фельдфебелем  Дельцайтом,  который  продолжал
руководить ей с  прежней энергичностью. Я также увидел прежние знакомые лица
в боевых  подразделениях. Обер-фельдфебель  Цветти был там командиром  [249]
танка, а  лейтенант  Рувидель  --  командиром  взвода. Как же  я был  бы