время нашего  пребывания на  нарвском участке попыток повторить эту операцию
не предпринималось.
    В конце марта наши танки были выведены с участка 61-й пехотной дивизии.
Мы   готовились  к   новой   операции.   Она   называлась   "ликвидация
"восточного мешка" и "западного  мешка".  Ее  выполнение
было поручено полковнику графу Штрахвицу.
    Когда мы  сосредоточились  в Силламяэ,  всем  нашим  "тиграм"
требовался текущий ремонт. [120]



Лия, 23Мятеж в бункере

    На тыловой базе на Балтийском побережье нам, наконец, довелось провести
несколько  дней  для  ремонта  техники и отдыха  личного  состава. Отдых был
просто необходим экипажам трех  наших танков. Во время нескольких предыдущих
операций они не знали передышки ни днем ни ночью. Несмотря на  всю стойкость
и желание идти в бой, возможности  человека имеют  пределы, поэтому нам было
необходимо  расслабиться.  И это  удалось. Особенно  большое удовольствие  я
получал  от возможности  снова  послушать по  радио хорошую музыку. По этому
поводу  мы  порой препирались с  командиром --  я  любил более серьезную
музыку, он же отдавал предпочтение современной легкой музыке.
    В нашей зоне отдыха ко мне привязался четвероногий друг -- немецкая
овчарка Хассо. Фон Шиллер выменял  его у  военной полиции на бутылку шнапса.
Пес стал бесполезным для полиции после того, как сломал себе зубы о  кирпич.
Хассо,  исключительно   хорошо   выдрессированный,  доставлял  мне  огромную
радость. Он легко поднимался по лестницам, поразительно высоко прыгал и даже
доставал из воды предметы, несмотря на сильное течение в Балтийском море. Он
охранял  небольшой  лесной  участок,   пока  не   была  дана   директива  об
освобождении его от службы.
    Хассо оказался единственной в своем роде собакой. Он,  например, мог по
команде бросить кусок мяса, даже если уже держал его в пасти. Он следовал за
мной повсюду, клал голову на мои ноги,  когда я спал ночью  на диване.  Если
утром ему нужно было  облегчиться, он лизал  мою руку  до тех пор, пока я не
просыпался  и  не выходил  с  ним. И хотя  он  был  "компанейской"
собакой и у него уже было много хозяев, он особенно  привязался ко мне, хотя
и никогда  не забывал того, чему его  уже  научили. Так что в  течение всего
времени  отдыха у меня были  разного  рода  развлечения. Но моя  радость  не
оставалась неомраченной.
    Командир несколько завидовал мне, потому что  я отлично со всеми ладил,
однако  он  не завидовал мне в  той  [121] же мере во всех лишениях, которые
сопровождали мои успехи. Он удивлялся нашей "охотничьей удаче",  в
то время как все  еще  не  смог подбить ни одного танка. Тот факт, что мы, в
отличие от него, постоянно в работе, должно быть, ускользал от его внимания.
Если два "тигра" в нашей роте были боеспособны, я всегда находился
в одном  из  них. В  конце концов, как долго  мы  были вынуждены держаться в
Лембиту, не выполняя никакой задачи, пока, наконец, не заслужили свой кров и
еду? Фон Шиллер напомнил мне удачливого охотника, который полагал, что можно
просто пойти в лес и подстрелить оленя, который его там дожидается.
    Я ладил  с ним, когда мы оставались наедине, потому  что помнил  о  его
недостатках. Все было нормально и когда  я был на  операции, а он с ротой на
тыловой базе. Однако в Силламяэ часто  ощущалась некоторая  напряженность. У
меня  вошло в  привычку часто  общаться  с подчиненными.  Это  не  нравилось
командиру. Он придерживался того мнения, что следовало  соблюдать дистанцию.
Слава богу, что я не считал  это необходимым. Я не знал случая, чтобы кто-то
относился ко  мне "неподобающим образом", поэтому всегда был неким
амортизатором между "косой и камнем".
    Мне  приходилось успокаивать  фельдфебелей,  когда  они  жаловались  на
командиров, а  также постоянно  убеждать  командиров, что  наш личный состав
-- великолепные  ребята, на  которых можно  положиться. Вероятно,  из-за
ожесточенных  боевых действий  мои  подчиненные были на  взводе,  и  однажды
"бомба"  взорвалась,  причем  последствия этого оказались  гораздо
более серьезными, чем я ожидал.
    И  более того, именно русские дали  толчок тому,  что произошло. Они не
позволяли   нам   воспользоваться   заслуженным   отдыхом   даже  на   наших
"резервных позициях" -- постоянно  вели  огонь,  и над нами  в
море  летели снаряды их дальнобойной артиллерии, которая находилась к югу от
Нарвы. На самом деле они хотели попасть по автомагистрали, но снаряды падали
слишком  далеко.  Когда  они  пролетали  над  нашими  головами,  у нас  было
ощущение,  что [122]  они  несут с собой крышу. Подобного рода  малоприятный
огневой  вал  возникал  над  нами  примерно  раз  в  два  часа.  Мы  слышали
приглушенный звук  издалека и могли  с точностью до секунды вычислить, когда
они пролетят  над  нами  и  в  каком  месте.  Часовой должен был  немедленно
докладывать  о  начале массированного артобстрела. Существовал приказ о том,
что все при обстреле должны бежать в подвал дома. Этот приказ был совершенно
оправдан,  что  подтвердил случай,  когда  русский снаряд  упал с недолетом.
Унтер-офицер  из ремонтного  взвода и ротный  писарь были  убиты  осколками,
когда  направлялись   в   убежище,  но  не  успели  вовремя.  Следовательно,
предосторожность была совершенно необходима.
    Однако фельдфебелей, которые  спали  в другой  комнате, по  соседству с