Для  личного туалета  было установлено время  по утрам и вечерам.  Если
приспичивало и не было другого  выходa, то  приходилось делать  свое дело  в
танке. По прошествии времени все привыкли к этому правилу, и больше  проблем
не  возникало.  Был резон  в  этом грубом предприятии: в большинстве случаев
люди были потеряны, если оказывались в боевой обстановке вне танка.
    Русские, заметив,  что из танка  вылезают, сразу  же открывали огонь из
винтовок или минометов. Кроме того что военнослужащие получали неоправданные
ранения,  еще  существовала  и  проблема  получить  [90] достойную замену из
глубокого тыла.  Благодаря моим строгим распоряжениям мы потеряли только еще
двух человек за  пределами  танка, да и  те действовали с другой оперативной
группой. Конечно, как  командирам танков, нам приходилось иногда действовать
с пехотой. Ребятам это тоже не нравилось. Как только я собирался вылезать из
башни, Крамер хватал меня за ноги, опасаясь, что меня подстрелят.
    27 февраля впервые дали о себе знать эскадрильи бомбардировщиков. С тех
пор они  досаждали  нам  каждую  ночь,  иногда  даже  по два  раза  за ночь.
Очевидно, они хотели обработать наши позиции для последующего штурма.
    Незадолго перед  наступлением  темноты "следопыт" прилетел  с
юга  и  сбросил  знакомую  "новогоднюю  елку" за нашими позициями.
Сразу же после этого появились  двухмоторные  бомбардировщики. Они  сбросили
свой груз позади  нас по обе стороны от автомобильной дороги. На время атаки
иваны  осветили  нас  красными и розовыми ракетами.  Огни  помогали  пилотам
ориентироваться  так, чтобы не сбросить бомбы на собственные позиции. К тому
же русские сложили  за линией фронта поленницы  в форме советской  звезды  и
подожгли  с наступлением темноты. Несмотря на все это, иногда они сбрасывали
бомбы с недолетом. В целом  нам не о чем  было беспокоиться  сразу за линией
фронта. В  последующие недели  русские превратили весь  район по обе стороны
автодороги от Нарвы до нас в лунный пейзаж.
    Из-за заболоченности местности бомбы зарывались глубоко в землю, прежде
чем   успевали   взорваться.  Нам   настоятельно  советовали   присмотреться
хорошенько  к  местности утром,  с тем чтобы мы не  совались туда  в  случае
боевых действий.  То,  что могло бы  произойти,  будет  передано  на  другой
участок.
    Наша зенитка успела только обстрелять  "следопыт", потому что
потом кончились  боеприпасы. К сожалению, им не всегда удавалось  попасть  в
"следопыт". И хотя мы чувствовали себя до  определенной  степени в
безопасности,  от всего  этого нам все-таки становилось не по себе. [91] Как
только эти ребята сбросили бомбы, у нас появилось ощущение,  что они несутся
прямо  на  нас. Оно  не  покидало нас до  тех  пор,  пока  бомбы  наконец не
приземлились  на  безопасном расстоянии,  отчего  задрожала мягкая земля.  В
танке у нас было такое ощущение, будто мы стояли на мате для прыжков.
    Конечно,   мы  быстро  приняли   контрмеры.  При  виде  приближающегося
"следопыта", пролетающего  над плацдармом  вечером,  -- он был
окрещен "дежурным унтер-офицером" за его пунктуальность  -- мы
быстро переместились  обратно в свой дом в  Лембиту и уже  не двигались, как
только  "новогодняя  елка" появилась в  небе. Это  перемещение  из
опасной  зоны  не  было   "отступлением".  Мы  ехали  в   западном
направлении и параллельно фронту.
    Потом мы расположились  в так  называемом  "ботинке"; то есть
иваны были  справа от  нас. Бомбардировщики не  могли  бомбить  нас  в узком
"ботинке". В тот  же вечер, после  того  как наши гости  с воздуха
удалились, на  машине  со  снабжением к  нам  прибыл дивизионный  хирург. Он
собирался произвести медицинский осмотр личного состава. Никто не был болен,
но у  всех  настолько распухли ноги,  что некоторые  даже разрезали  сапоги,
чтобы было хоть немного легче.
    Мы не могли снять сапоги, поскольку никто потом не сумел бы их  надеть.
Тут как  раз  и появился уважаемый дивизионный  хирург и осмотрел наши ноги.
Взрыв  хохота  вызвала  его рекомендация делать "ножные  ванны" по
вечерам.
    У нас не было воды даже для того, чтобы умыть лицо, как не было и места
для  очага! Оно только выдавало бы наше присутствие русским. Двоих  из  моих
подчиненных хирург рекомендовал  отправить в тыл, потому что их  ноги были в
совсем  плохом состоянии. Но ничто  не могло убедить тех отправиться в тыл и
вылечиться.
    Вот каким был  дух наших фронтовых  товарищей. Только ущербная фантазия
третьесортного  писаки  может побудить  его додуматься  до мифа о том, будто
пистолет  иногда  был необходим для того, чтобы заставить  наших подчиненных
идти в бой. [92]


Затишье перед бурей

    Признаки  неизбежного наступления русских  становились все  явственней.
Утром 28 февраля мы совершили еще один маневр против противотанковых позиций
русских.  Иваны уже предприняли еще одну попытку установить  противотанковую
пушку.  Согласно  данным  пехоты,  они  уже  соорудили  бункер  в  насыпи  у
железнодорожного переезда.
    Русские  не позволяли себе  отвлекаться на  наши  прямые  удары. Каждый
вечер они строили что-нибудь новое, прямо как кроты.  Без  сомнения, русские
превосходили  нас  в  строительстве  полевых  инженерных  сооружений. И  все
благодаря наполовину  природному таланту  и наполовину усердной  подготовке.