при этом благоухать, как  роза. Эта мечта вылилась  в  разочарование главным
образом из-за пеших маршей. Они начались с пятнадцати километров, возрастали
на  пять километров  каждую неделю, дойдя  до пятидесяти. Неписаным правилом
было,  чтобы всем  новобранцам  с высшим  образованием давать нести пулемет.
По-видимому, они хотели испытать меня, самого  маленького в подразделении, и
узнать, каков  предел моей  силы  воли  и  способен  ли  я успешно выдержать
испытание. Неудивительно, что,  когда я  однажды вернулся в гарнизон, у меня
было растяжение связок и гноящийся волдырь, размером с небольшое яйцо. Я был
не в  состоянии далее  демонстрировать свою доблесть пехотинца  в Позене. Но
вскоре  нас перебросили в Дармштадт.  Близость к  дому вдруг сделала жизнь в
казармах  не такой  тягостной,  а [9] перспектива увольнения в конце  недели
дополнительно скрасила ее.
    Думаю, что я повел себя довольно самоуверенно,  когда однажды  командир
роты   стал   отбирать  двенадцать   добровольцев  для   танкового  корпуса.
Предполагалось брать только автомехаников, но с благожелательной улыбкой мне
разрешили присоединиться к дюжине добровольцев. Старикан  был, вероятно, рад
избавиться от  недомерка. Однако  я не вполне  осознанно принял решение. Мой
отец  разрешил  мне  поступать  в  любой  род  войск,  даже  в  авиацию,  но
категорически  запретил танковые войска.  В  мыслях он, вероятно, уже  видел
меня  горящим  в  танке  и терпящим ужасные муки. И,  несмотря на все это, я
облачился  в черную форму танкиста! Однако  никогда не сожалел об этом шаге,
и,  если бы мне снова пришлось  стать  солдатом, танковый корпус оказался бы
моим  единственным  выбором,  на  этот счет  у  меня  не было  ни  малейшего
сомнения.
    Я  опять  стал  новобранцем,  когда  пошел  в 7-й  танковый батальон  в
Файингене. Моим танковым командиром был унтер-офицер Август Делер, громадный
мужчина и хороший солдат. Я  был заряжающим. Всех нас переполняла  гордость,
когда  мы  получили  свой чехословацкий  танк  38(t).  Мы  чувствовали  себя
практически  непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулеметами  чехословацкого
производства. Мы  восхищались  броней, не понимая еще, что она для нас  лишь
моральная  защита. При  необходимости  она  могла  оградить  лишь  от  пуль,
выпущенных из стрелкового оружия.
    Мы познакомились  с основами  танкового боя  на полигоне  в  Путлосе, в
Гольштейне, куда отправились на настоящие стрельбы. В октябре 1940 года 21-й
танковый  полк был  сформирован в  Файингене.  Незадолго  до начала  русской
кампании  он  вошел  в  состав  20-й танковой дивизии,  во  время учений  на
полигоне  в  Ордурфе.  Наша  подготовка  состояла  из  совместных  учений  с
пехотными частями.
    Когда  в  июне  1941  года  нам  выдали  основное  довольствие  в  виде
неприкосновенного запаса, мы поняли: что-то  должно произойти. Высказывались
разные [10] предположения о том, куда нас собирались перебросить, пока мы не
двинулись  в  направлении  Восточной  Пруссии.  И  хотя  крестьяне Восточной
Пруссии нашептывали нам то одно, то другое, мы все  еще верили,  что посланы
на  границу   для  поддержания  безопасности.   Эта  версия  была  иллюзией,
сформировавшейся во время нашей  подготовки  в Путлосе, где мы тренировались
на танках,  передвигающихся  под водой,  поэтому  склонны думать,  что нашим
противником станет Англия. Теперь мы были  в Восточной  Пруссии и уже больше
не мучились неопределенностью.
    Мы  выдвинулись к границе  21  июня.  Получив  директиву о  сложившейся
ситуации,  мы  наконец  узнали, какая нам  отводится роль.  Каждый изображал
ледяное  спокойствие,  хотя внутренне  все  мы были чрезвычайно  возбуждены.
Напряжение становилось просто невыносимым. Наши сердца готовы были вырваться
из  груди, когда мы  услышали, как  эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих
бомбардировщиков  "Штука" с гулом  пронеслись над нашей дивизией в
восточном  направлении.  Мы располагались на краю леса,  к югу от Кальварьи.
Наш  командир  установил на своем танке обычный радиоприемник.  По  нему  мы
услышали официальное  объявление о начале русской кампании за пять минут  до
времени "Ч". За  исключением нескольких офицеров и унтер-офицеров,
никто из нас еще  не участвовал в боевых  действиях. До сих пор  мы  слышали
настоящие выстрелы  только на  полигоне.  Мы верили в  старых  вояк, имевших
Железные  кресты   и   боевые  знаки   отличия,   а   они  сохраняли  полную
невозмутимость. У  всех  прочих  не  выдерживал желудок и мочевой пузырь. Мы
ждали,  что  русские откроют  огонь с минуты  на  минуту.  Но все оставалось
спокойным, и, к нашему облегчению, мы получили приказ атаковать.


Top of Form

Яищув возрасте отдознакомстваBottom of Form
По стопам Наполеона

    Мы  прорвались через  пограничные посты  юго-западнее  Кальварьи. Когда
после 120-километрового марша по дороге к вечеру мы достигли Олиты, уже [11]
чувствовали себя  ветеранами.  И все равно испытали радость, когда, наконец,
остановились,  поскольку  наши  чувства  во время  марша  были обострены  до
предела. Мы держали оружие наготове; каждый находился на своем посту.
    Поскольку я был заряжающим, у меня оказалась самая  невыгодная позиция.
Мне не только не было ничего видно, но я даже не мог носа высунуть на свежий
воздух.  Жара  в  нашей  машине  стала  почти невыносимой.  Каждый  амбар, к
которому  мы  приближались, вызывал у нас  некоторое оживление,  но все  они