север. Мы хотели дать возможность нашей пехоте отвоевать позицию, потерянную
в предыдущий день. Русские были уже сразу справа от дороги. [53]
    Ракетные  установки   "катюши",   размещенные   на   открытом
пространстве,  были наведены прямо на  нас.  Ракета  попала в лобовую  броню
моего танка. По радио  Цветти спросил,  что  случилось. Сначала он ничего не
мог разобрать в  дыму. Нам  повезло. Мы потом быстро убрались из поля зрения
противника.
    Несмотря  на предпринятые  повторные  попытки,  наша  пехота не  смогла
продвинуться на восток через дорогу. Русские, напротив, начали  переходить с
другой  стороны.  Наблюдая  это, мы  не  могли не восхититься  хладнокровием
советского комиссара, который стоял прямо в гуще  боя и  упрямо  вел  вперед
своих  людей, подавая  команду  взмахом  руки. Пулеметы  как  будто были  не
способны поразить его. Мы пришли в ярость, и смельчак был подброшен в воздух
взрывом снаряда 88-мм пушки Крамера. Тогда русские побежали через автостраду
назад.  Несмотря на это,  наше наступление не состоялось. Новая линия фронта
была образована значительно западнее.
    Когда  я  вернулся  на  полковой командный  пункт, застал  командира  в
волнении. Пропали два  эльзасца. Собственно говоря, на данном  этапе в войне
предполагалось,  что  они уже  больше не будут  нужны  на  фронте.  Из-за их
видимой надежности кто-то сделал  исключение,  и  теперь  опасались, что они
перешли линию фронта и выдали секреты.
    Был еще  один неприятный инцидент  с двумя трофейными  русскими танками
"Т-34".   Два  "немецких"   танка  прошли  через   посты
охранения,   а  вернулись   в   вечерних   сумерках.  Наши   противотанковые
подразделения, которые не имели  понятия, что в танках немецкие экипажи, тут
же  подбили   обе  машины.  Нанесенный  на   них   краской  "балканский
крест"  был  неразличим в  темноте.  С тех  пор никого  из наших  людей
невозможно было заставить сесть на трофейный танк.
    Наши дни в  невельском секторе были  сочтены. Новые и  трудные  задания
ожидали нас к  югу  от Ленинграда. Фронт у Невеля  все еще  не  установился,
когда мы быстро снялись, чтобы идти к другой станции погрузки. Мы еще больше
были нужны для действий по  [54] выводу в районе Ленинграда. Нашей целью был
узловой  пункт  в Гатчине на  автодороге  Ленинград --  Нарва. Во  время
нашего отбытия с  Невельского фронта  мосты и железные дороги уже взлетали в
воздух  позади  нас.  Фронт вновь должен был  быть  отодвинут  на  приличное
расстояние.
    Тут  мне  следовало  бы  воздать   хвалу  специальному   подразделению:
ремонтному  взводу  нашей  ремонтной  роты.  Эти  люди  сделали невозможное.
Комвзвода, лейтенант Рувидель, гораздо охотнее остался бы со своими друзьями
в танковой роте, но он был незаменим. На таком посту мог быть только человек
неординарных способностей. Никто из нас ему  не завидовал. Попробуйте только
себе представить, в чем состояла задача ремонтного взвода.
    Эти  люди  --  обычно  под  огнем  противника  --  должны  были
отбуксировывать обездвиженные  танки  своими  18-тонными тягачами. Во многих
случаях  тяжелым ремонтным  машинам приходилось подъезжать к самым передовым
позициям и  находиться перед ними в ночное время. Оттуда  они увозили  танки
при помощи лебедок, прикрепляли  свои  тросы и вытаскивали их. При более или
менее  ровной  поверхности  грунта  эта  работа  в  известной  степени  была
результативной, до тех пор  пока пехота не предпринимала  никаких действий и
не тревожила противника вспышками выстрелов.
    Но  и нашим людям  тоже приходилось выполнять свою работу  в  снегу  со
льдом. Благополучное перемещение 60-тонного "тигра" двумя тягачами
в тандеме на фронте требовало огромного  опыта и  крепких  нервов.  Но  если
противник наступает нам на пятки, как бывало при  всех отходах в бою, ошибка
обычно означала потерю машины.
    Нам посчастливилось добраться до железнодорожной станции, прежде чем ее
уничтожили. Мы погрузились и  поехали в направлении  Гатчины. Большая спешка
не  сулила ничего  хорошего.  Все, что угодно,  как  видно, могло  [55]  там
происходить, и опять у нас была миссия "пожарной бригады".
    Наши опасения подтвердились. Главная железнодорожная станция на Гатчине
уже  была  под артобстрелом,  когда  мы прибыли, так что мы  уже не успевали
разгрузиться.  В  довершение  всего нам  сообщили,  что  наша 1-я  рота  уже
вступила в сражение  и была потрепана. Ее послали в бой прямо с разгрузочной
платформы.
    Причина  была в том, что  русские прорвались с превосходящими силами на
запад между  Ленинградом и Гатчиной. Один из главных  ударов  они направляли
вдоль дороги по береговой линии; другой  удар наносился  в районе Пушкина, к
востоку  от  Гатчины. Неприятный инцидент  произошел  с  нами, о  чем  я уже
упоминал выше.
    Мы  произвели  разведку всех  мостов  между  Гатчиной и Ленинградом, на
предмет того, могут ли по ним пройти тяжелые танки. Это было сделано загодя,
но  наши товарищи слишком  поздно прибыли, чтобы взорвать  мосты. Мы,  таким
образом, сделали практически  всю  работу для  Иванов. Благодаря  этому  они
могли продвигаться вперед довольно быстро.
    По прибытии мы узнали печальные подробности разгрома 1-й роты. Она была
окружена на автостраде русскими  танками.  Взвод лейтенанта Мейера был почти
полностью уничтожен.  Сам Мейер приставил к  голове  пистолет, когда русские
попытались взять его в плен. Мы были подавлены этой новостью. В глубине души
я  обвинял командира за то, что он не придержал своих людей, завязавших бой,
до того времени, пока не собрались все роты.