упорство иванов. Они появились  в полдень на том  же самом месте, что  и два
дня  назад. Но на этот раз они задраили люки,  готовясь к  бою, и наполовину
отвернули башни вправо.
    Судя по всему, противник распознал  только зенитное орудие и совершенно
просмотрел нас,  главных злодеев. Вражеские танки -- их было пять --
попытались объехать свои  сожженные машины. Они совершили свою самую большую
ошибку, обозревая на ходу только возвышенный участок местности.
    Открыв огонь -- между прочим, очень неточно, --  они тем  самым
потревожили артиллерийский расчет, который [45] целиком полагался на нас. Мы
подбили  три  танка;  беспардонно  потревоженные зенитчики  позаботились  об
остальных.  Вскоре после этого мы поднялись для  краткой  рекогносцировки на
холм.  Русские провели  дополнительную  военную  технику  через заболоченное
бездорожье.
    Вечером  мы вернулись на свою прежнюю позицию. Там нам  дали задание на
следующее утро занять  деревню за  возвышенностью. Мы, таким образом, должны
были  проторить  путь  для пехотного полка. Еще два танка и три счетверенные
зенитные  установки  были мне  приданы  к  тому  времени,  когда  опустились
сумерки. Эти  орудия  блестяще  проявили себя  в  действиях  против наземных
целей.
    Была  лунная ночь.  Я решил атаковать  как  можно  скорее, полагая, что
фактор   внезапности   атаки  в  какой-то  степени   компенсирует  численное
преимущество противника. Мы выстроились так, что мой "тигр" шел во
главе.   Танки    и   зенитные   установки   вслед   за    ними.   Используя
светомаскировочные фары, мы подобрались совсем близко к деревне.
    Довольно странно, что не было произведено ни выстрела.  Наверное, иваны
полагали,  что мы  одна из  их маршевых колонн. Мы остановились  прямо перед
деревней, и зенитные  установки открыли  огонь.  Не дожидаясь моего приказа,
стрелок тоже  открыл огонь по  домам  слева  от  автомагистрали. Результатом
этого стало то, что восточный ветер понес густой дым по улицам, закрывая нам
обзор. В деревне  мы  смяли три противотанковые пушки русских, установленных
рядом с домами.
    Мы   рассредоточились,  чтобы   обеспечивать  безопасность,  установили
контакт  с  полком.  Полк  подошел,  солдаты  прочесали  дома,  и  утром  мы
продолжили путь на  север.  Рейд  прошел без потерь с  нашей стороны. Только
двум русским  танкам удалось удрать. Если  бы мы  дождались наступления дня,
чтобы  начать  движение,  противник  обрушил бы  на нас  свою огневую  мощь,
насколько мы могли судить по захваченной технике.
    Несмотря на все  предосторожности и наши  попытки  их окружить, русские
продолжали  успешно [46] просачиваться  в наш  фронт через старую брешь. Они
выстроили   длинную   узкую   путевую   "артерию",  через  которую
перебрасывали всю больше людей и техники. С нашими слабыми силами мы были не
в  состоянии  перекрыть  этот район  их  проникновения, отрезать  русских  и
уничтожить  образованный  "мешок".  С  каждым  днем  увеличивалась
опасность того, что эта "артерия" взорвется и русские окружат нас.
Во  время  русской  кампании часто задавали следующий вопрос: "Кто кого
окружает?"   Мы,  таким   образом,  были  отведены   на  запад,   чтобы
предотвратить  дальнейшее выдвижение  из этой "артерии". Местность
была совершенно непригодной для танков.
    Несмотря на мороз  и снег,  там и  сям  пролегали полосы  болот, где мы
могли увязнуть.  Мы  даже  не особенно опасались  лесов и  считали,  что  по
сравнению с условиями  в северном  секторе Восточного фронта тут было совсем
неплохо.
    10   ноября  мы   контратаковали  у   населенного   пункта  Пугачино  и
воспрепятствовали разрастанию "артерии". Наш маршрут на протяжении
примерно 5 километров пролегал через лес, где  русские недавно захватили два
немецких длинноствольных  88-мм противотанковых орудия.  Мы  обнаружили  эти
орудия в  целости и сохранности. Было ясно, что иваны  не  знали, как с ними
обращаться.
    Нам не оставалось ничего  иного, как разнести эти неповрежденные орудия
на  куски  --  не  хотелось   предоставлять  русским  еще  одну  попытку
испробовать на  нас  свою способность к освоению незнакомой  им  техники. Мы
были несколько беспечны,  когда  продолжали после этого двигаться вперед,  и
вскоре со всех сторон стал раздаваться звуки орудийных выстрелов.
    Пламя сразу же  охватило  одну из наших  машин.  К счастью, экипаж смог
спастись, пересев в другой танк.  Мы быстро стали отходить к главной дороге,
будучи убеждены,  что противник  в этом  районе наступал  небольшими силами.
Однако ситуация  оставалась неясной.  Даже  на более высоком уровне никто не
мог дать нам информацию о точном расположении боевых рубежей. [47]
    В это время  мы не знали, плакать или  смеяться. Когда  мы находились в
дозоре, к нам приблизился посыльный на лошади. Мы снизили скорость, чтобы не
нервировать лошадь, но, когда мы с ним поравнялись, молодая лошадь встала на
дыбы.  К сожалению, она оказалась так близко перед левой гусеницей,  что мой
водитель  не  успел  вовремя затормозить. Животное  было  настолько серьезно
ранено,  что  всаднику, который успел  спрыгнуть, пришлось его  пристрелить,
чтобы  не  мучилось. Мы посадили посыльного в машину и отвезли в  его часть.
Там я  доложил для отчета, что он никоим образом не несет ответственности за
происшедшее.
    На обратном пути заметили, что мертвая  лошадь куда-то исчезла. Я нашел
ее на нашей полевой кухне.  Мои ребята увезли ее на танке. Она пополнила наш
скудный рацион, поскольку мясо  на таком  холоде можно  было хранить не один