Новый год — тоже! В 1940 это был боцман. Незадолго до двенадцати ночи ночи в 
сочельник он решил слегка разыграть нас. Решил поразить нас своей 
бесшабашностью. Приставил пистолет себе ко лбу и нажал на спусковой крючок, 
когда мы, разинув рты, стояли вокруг и глазели на него. Конечно же, он заранее 
вынул обойму. Только он не догадался вспомнить о том патроне, который был уже в 
стволе. И — бах — задняя часть его черепа отлетает прочь. Надо же было так 
испортить всем праздник!

История разлетевшегося на куски черепа напомнила о чем-то Инриху:

— А у нас один парень напрочь снес себе все лицо — в канун Нового года. Я тогда 
еще служил на сторожевом корабле. Мы все напились в усмерть. Ровно в двенадцать 
часов один из унтер-офицеров поднялся на мостик с чем-то вроде ручной гранаты. 
Тогда было еще много таких древних штуковин. Мы поджигали их точь-в-точь как 
фейерверк, при помощи запального шнура. Он стоял рядом с леером, приложил 
зажженную сигарету к запалу и как следует раздул огонь. Все получилось 
замечательно. Только потом он перепутал руки: швырнул сигарету за борт и 
остался стоять, держа гранату прямо у себя перед носом. Само собой, она 
разорвалась — это тоже было очень некстати!

Мне расхотелось слушать их дальше.

В унтер-офицерском отсеке опять полным ходом идет инструктаж младших офицеров. 
Занятия с личным составом проводит первый вахтенный офицер:

— …пали смертью храбрых во время атаки на вражеский конвой…

У Старика глаза лезут на лоб, он в ярости:

—  «Пали»? Еще одно выражение, глупое до идиотизма. Должно быть, он оговорился? 
Я видел тысячи фотографий «павших» моряков. Они не слишком хорошо выглядели 
после своего «падения». Почему ни у кого не хватит мужества откровенно признать,
 что люди, о которых идет речь, утонули? Меня тошнит, когда я слышу всю эту 
чушь, которую болтают о нас.

Он вскакивает на ноги и направляется в свой закуток. Возвращается назад, держа 
в руке газетные вырезки:

— У меня тут кое-что отложено — хранил специально для Вас.



«Ну вот, господин первый вахтенный офицер, так-то! Еще пять тысяч 
гроссрегистровых тонн. Но завтра у моей жены день рождения. Мы должны его 
как-нибудь отметить. Почтить наших доблестных женщин! Мы никогда не должны 
забывать о них!»

Первый вахтенный понимающе улыбнулся, и командир прилег на свою жесткую койку, 
чтобы хоть немного поспать. Но не прошло и часа, как его разбудил первый 
вахтенный офицер: «Транспорт ко Дню рождения, господин каплей!»

Командир взбежал на мостик: все произошло очень быстро. «Первый и второй 
аппараты к залпу из надводного положения товсь!» Обе торпеды поразили цель.

«Не менее шести тысяч гроссрегистровых тонн!» — сказал командир.

«Господин капитан-лейтенант доволен свои подарком ко Дню рождения?»

«Очень!» — ответил командир.

И лицо первого вахтенного офицера озарилоь радостью.


Старик продолжает ругаться:

— И это дерьмо дают читать людям! Невероятно!

Куда ни посмотри — у всех стиснуты зубы, лица с застывшим на них отвращением, 
раздражением, недовольством.

Просто невозможно представить, что где-то еще есть твердая земля, дома, уютные 
комнаты, абажуры, тепло от камина.

Жар очага. Внезапно мне припоминается запах печеных яблок, распространяющийся 
из-за железной решетки зеленого камина, достававшего до потолка в нашей 
гостиной в доме на Бахнхофштрассе, 28. Там всегда в это время года были печеные 
яблоки. Я вдыхал их сладкий, пряный аромат. Я стянул одно, — горячо, горячо, 
горячо! — переливающееся разноцветьем лопнувшей кожуры. Яблоки были из нашего 
сада: такой сорт с красными прожилками на желтом фоне, красные лучи сходились в 
цветок. Казалось, будто каждый такой цветок был покрыт прозрачным красным лаком.