Я останавливаюсь, как вкопанный. Срочно назад, в офицерскую кают-компанию. 
Второй вахтенный тут же начинает расшифровывать его. Внезапно его лицо цепенеет.
 Что-то не так.

Командир берет в руки сообщение, и его лицо постепенно принимает растерянное 
выражение, какое бывает у боксера на ринге, получившего сильный удар в челюсть.

Он зачитывает сообщение:

— Внезапно атакованы эсминцем, появившимся из-за дождя. Глубинные бомбы в 
течение четырех часов. Контакт с конвоем потерян, продолжаю поиск в квадрате 
Бруно Карл — UM.

На последних словах его голос замирает. Не меньше минуты он рассматривает 
радиограмму, звучно делает глубокий вдох, снова смотрит на записку, наконец, 
надув обе щеки, выдыхает воздух. Он даже позволил себе откинуться в угол своего 
дивана. Ни единого слова, ни одного ругательства, ничего.

Позже мы сидим на ограждении «оранжереи» позади мостика.

— С ума сойти, — говорит Старик. — Как будто мы мечемся по Атлантике в полном 
одиночестве. И в то же самое время, прямо сейчас, в океане наверняка находятся 
сотни кораблей, и некоторые из них, вероятно, недалеко от нас. Нас с ними 
разделяет лишь линия горизонта.

Горько усмехаясь, он шутит:

— Добрый Господь придал земле круглую форму не иначе, как по просьбе англичан. 
Что мы можем видеть отсюда, находясь внизу? Мы могли бы с таким же успехом 
пытаться обнаружить их, сидя в каноэ. Жаль, что до сих пор никто не нашел 
выхода из этой ситуации.

— Ну почему же, они додумались, — замечаю я. — Самолеты!

— Ах, да, самолеты. Они есть у противника. А я хотел бы знать, где прячутся 
наши морские разведчики. У толстобрюхого Геринга в запасе есть лишь большой рот,
 не скупящийся на обещания. Рейхсмаршал охотничьих собак[35 - Рейхсмаршал 
авиации Герман Геринг увлекался охотой.]!

К счастью, в этот момент появляется шеф:

— Решил глотнуть свежего воздуха.

— Здесь становится слишком людно, — замечаю я и спускаюсь вниз.

Бросаю беглый взгляд на навигационную карту. Все как всегда — линия, 
проведенная карандашом и отмечающая наш курс, скачет туда-сюда и похожа на 
случайно раскрывшийся плотницкий складной метр.

Старик тоже спускается вниз. Он аккуратно присаживается на рундук с картами, и 
проходит время, прежде чем он продолжает разговор с того места, на котором он 
прервался:

— Может, нам еще повезет. Если они отправили на перехват достаточно лодок, то 
не исключено, что кто-то снова заметит их.

На следующее утро я читаю радиограмму, принятую ночью: «Поиск в квадрате Бруно 
Карл результатов не дал — UM».

Следующие сутки — наихудшие за все время похода. Мы стараемся не заводить 
разговоров между собой и избегаем друг друга, как будто заболели цингой. 
Большую часть дня я провел на диване в кают-компании. Шеф не показывался из 
машинного отделения, даже когда накрывали на стол. Второй инженер так же не 
отходил от своих машин. Никто из нас троих: первого вахтенного, второго 
вахтенного и меня, не осмеливается слова сказать Старику, который отсутствующим 
взглядом смотрит в никуда и едва проглатывает несколько ложек густого супа.

В соседней каюте тоже наступило безмолвие. Радист опасается поставить на 
проигрыватель пластинку. Стюард и тот выполняет свою работу, потупив глаза, как 
будто он прислуживает на поминках.

В конце концов командир вымолвил:

— В следующий раз мы не можем позволить себе ошибиться!

Чуть позже Зейтлер опять начинает тоном знатока:

— Знаете, все-таки самый первый раз, утром — самый приятный.