— Превосходное украшение для ведра с отбросами!

Но даже это — слишком тонкий юмор для понимания первого вахтенного офицера. До 
него не доходит. Он смотрит в ответ безо всякого выражения на лице и продолжает 
обдирать и обрезать колбасу.

Новый инженер немногим лучше. Больше всего Старика раздражают его наглая 
ухмылка и чувство собственного превосходства.

— Второй инженер не блещет, как по-вашему? — недавно поинтересовался он у шефа. 
Тот лишь закатил глаза и покачал головой взад-вперед, как механическая кукла в 
витрине магазина — жест, которому он научился у Старика.

— Ну же, не тяните!

— Сложно сказать. Как говорится, нордический характер.

— Ужасно заторможенный нордический характер! Как раз такой человек нам и нужен 
на должность старшего инженера! Никакого проку!

И немного погодя:

— Я хочу знать только одно — как мы собираемся избавиться от него.

В этот момент появляется второй инженер. Я внимательно разглядываю его: 
коренастое тело, голубые глаза — идеальный портрет для школьных учебников. 
Много крема для волос и лени. В общем, полная противоположность шефу.

Чувствуя, что кают-компания не очень расположена к нему, второй инженер 
пытается наладить приятельские отношения с младшими офицерами. Командир 
неодобрительно относится к подобному нарушению субординации и всякий раз 
сердито косится на второго инженера, когда тот направляется к унтер-офицерской 
каюте. Не отличаясь большой сообразительностью, второй инженер совершенно не 
замечает этого и, втиснувшись на койку, когда там есть свободное место, он 
начинает болтать с унтер-офицерами о том, о сем. Ничего удивительного, что 
атмосфера далека от благодушной, если с нами за одним столом сидят первый 
вахтенный офицер и второй инженер.

Разговоры ведутся о нейтральных вещах. Стараются избегать скользких тем, но 
случается, что Старик теряет над собой контроль. Как-то за завтраком он 
спросил:

— Господа в Берлине, похоже, сильно обеспокоены, как бы придумать новые эпитеты,
 которыми они могли бы наградить герра Черчилля. Как там его назвали в 
сегодняшнем официальном выпуске новостей?

Старик явно раздражен. Не дождавшись ответа от собравшегося за столом общества, 
он сам отвечает на свой вопрос:

— Алкоголик, пьянчуга, паралитик… Должен заметить, что этот спившийся паралитик 
доставляет нам массу проблем.

Первый вахтенный сидит, как будто аршин проглотил, и выглядит полным ослом. Мир 
внезапно утратил привычную для него ясность. Шеф, сидя в своей обычной позе, 
обхватив руками колени, уставился в одну точку между тарелок, как будто увидел 
там некое замечательное откровение.

Тишина.

Старик не собирается успокаиваться.

— Я думаю, музыка будет сейчас очень кстати. Может быть, наш юный вожак 
гитлерюгенда будет настолько любезен, чтобы поставить какую-нибудь запись.

Хотя никто не смотрит на первого вахтенного, он понимает, что эти слова 
относятся к нему, и, покраснев до кончиков волос, вскакивает на ноги. Старик 
кричит вслед ему:

—  «Типперери»[26 - «It's a Long way to Tipperary» — английская песня, 
одинаково популярная в годы Первой мировой войны как в британской, так и в 
немецкой и русской армиях. Типперери — графство в Ирландии.] , если можно!

Когда первый вахтенный офицер возвращается, а по лодке разносятся первые 
аккорды песни, Старик язвительно интересуется у него:

— Надеюсь, господин первый вахтенный офицер, эта мелодия не подрывает основы 
Вашего мировоззрения.

И затем, торжественно подняв указательный палец, добавляет: