ухом.

— Где? — отрывисто спрашивает командир.

— Там — это должна быть шлюпка! — он указывает вытянутой рукой в темноту.

Мои глаза слезятся от всматривания в ночное море. А там — там действительно 
есть пятно — что-то черное, какой-то силуэт темнее окружающей ее воды.

Вскоре он оказывается между нашей кормой и мерцающим сиянием — теперь темный 
объект четко выделяется на фоне отраженных в воде огней.

— На баркасе! Они что — совсем из ума выжили? — слышу я голос Старика. — Баркас.
 При таком-то море! И без огней!

Я недоверчиво взираю на темное пятно. На мгновение я различаю очертания шести 
фигур.

— Первому номеру и еще двоим быть наготове на верхней палубе! Прожектор на 
мостик!

Изнутри боевой рубки доносится гам голосов.

— Пошевеливайтесь!

По-видимому, электрический провод зацепился за что-то, но штурман нагибается и 
дотягивается до ручного прожектора.

Мне кажется, я слышу плеск весел.

Внезапно в луче прожектора появляется нос баркаса, высоко высунувшийся над 
водой, нереальный, словно спроецированный на киноэкран. Затем он снова исчезает 
среди волн. Виднеется лишь голова человека на корме. Он заслоняется рукой от 
слепящего света прожектора.

— Аккуратнее, первый номер! Осветите ее как следует! — орет Старик.

— Боже милостивый! — звенит у меня над ухом. Я снова подскакиваю на месте. На 
этот раз меня напугал шеф. Я не заметил, как он поднялся на мостик.

Баркас показывается вновь. Я различаю шесть человек и рулевого: бесформенные, 
ожесточенно гребущие фигуры.

Первый номер высовывает им навстречу багор, словно пику.

Раздаются крики, смешение голосов. Первый номер ругается, как может только 
моряк, и отправляет своих подчиненных спешно карабкаться по верхней палубе, 
уцепившись за леера. Теперь, судя по звуку, сломалось весло. Рулевой на баркасе 
бешено машет свободной рукой. Похоже, вопли в основном исходят от него.

— Осторожно! — орет первый номер. И опять. — Осторожно! Черт бы вас побрал, 
тупые свиньи…

Командир не сдвинулся ни на йоту. И он не вымолвил ни слова.

— Прожектор на верхнюю палубу! Не слепите их! — кричит первый номер.

Баркас снова относит: в какой-то момент между ним и нашей верхней палубой 
полоса воды расширяется до пяти-шести метров. Двое людей встали: рулевой и 
кто-то еще, кого я не видел прежде. Стало быть, их там восемь.

Тем временем к первому номеру присоединились другие члены команды. В тот момент,
 когда баркас сближается с нами, двоим удается по очереди перескочить к нам на 
верхнюю палубу. Первый спотыкается, едва не падает, но боцман вовремя 
подхватывает его. Второй не допрыгивает и приземляется на колени, но прежде чем 
он опрокидывается на спину, один из наших людей хватает его за шиворот, словно 
кролика за шею. Первый спотыкается о пробоину, проделанную бомбой в нашей 
верхней палубе, второй делает шаг и натыкается на орудийную турель. Раздается 
звук удара.

— Теперь у него на лице будет приличный фингал, — замечает кто-то позади меня. 
Боцман разражается проклятьями.

Две бесформенные фигуры неуклюже взбираются по железному трапу с наружной 
стороны башни. Бог мой, да на них одеты старомодные капоковые[131 - Капок — 
вата из семян капка.] спасательные жилеты. Неудивительно, что они еле двигаются.


— Byenos noches![132 - «Добрый вечер!» (исп.)] — слышу я.