поверхности во все стороны разбегаются тонкие белые струйки пены, как прожилки 
по глади мрамора. Когда на солнце набегают облака, вода становится похожей на 
черно-синие чернила.

Лодка оставляет за собой в кильватере широкую полосу пенной воды, она 
сталкивается с набегающим валом и взметается вверх белой гривой. Такие же белые 
кудри видны повсюду, куда только достает глаз.

Опершись ногой о кожух перископа, я забираюсь еще выше и выгибаюсь назад, 
держась сзади руками за страховочную сетку. Чайки с крыльями, изогнутыми, как 
занесенные для удара мечи, кружат вокруг лодки и наблюдают за нами каменными 
глазами.

Звук дизелей постоянно меняется: он ослабевает, когда выпускные отверстия по 
обоим бортам лодки погружаются в волны, а потом усиливается, как только они 
появляются из-под воды, давая возможность выхлопным газам беспрепятственно 
выходить наружу.

Командир возвращается на палубу, прищуривает глаза и поднимает бинокль.

Впереди, над водой висит серое облако, похожее на кучу состриженной овечьей 
шерсти. Командир пристально изучает его. Его колени, привычные к качке, так 
точно реагируют на каждое движение лодки, что он не нуждается в дополнительной 
опоре на руки.

— Мы очень вовремя вышли в море!

Командир ускоряет ход и отдает приказ двигаться зигзагами. При каждом повороте 
лодка кренится на борт. Кильватерная струя оказывается то справа, то слева.

— Следите за пенным следом — в этом районе он может выдать нас, — и, 
обернувшись, обращается ко мне. — Господа из конкурирующей фирмы взяли в 
привычку поджидать нас здесь. В конце концов, им известно точное время нашего 
выхода. Ничего удивительного — они могут легко узнать его. От портовых рабочих, 
от уборщиц, от шлюх. Более того, они могут лично наведаться к нам в гости, пока 
мы стоим в доке.

Командир снова и снова с подозрением посматривает на небо. На лбу появились 
морщины, кончик носа съехал на сторону, он нетерпеливо переминается с ноги на 
ногу:

— Каждую минуту может появиться авиация. Они становятся смелее с каждым днем!

Облака постепенно сползаются все ближе и ближе друг к другу. Лишь иногда меж 
них блеснет голубой клочок неба.

— Действительно очень опасно, — повторяет Старик и бормочет, не отнимая 
окуляров бинокля от глаз. — Лучше всего спуститься вниз. Чем меньше людей на 
палубе во время тревоги — тем лучше.

Последнее замечание относится ко мне. Я незамедлительно исчезаю с мостика.

Отведенная мне койка находится в каюте младших офицеров, самом неудобном месте 
на всей лодке: тут самое оживленное сквозное движение, настоящий проходной двор.
 Каждый, кто направляется на камбуз, или в дизельное, или в электромоторное 
отделение, проходит здесь. При каждой смене вахт люди из машинного отсека 
протискиваются с кормы, а навстречу им двигаются новые вахтенные с поста 
управления. Каждый раз по шесть человек. Здесь же приходится пробираться и 
стюардам с полными тарелками и кастрюлями. По сути, это помещение — 
всего-навсего узкий коридор с четырьмя койками по правую руку и четырьмя по 
левую. В середине прохода к полу привинчен столик с раскладывающейся 
столешницей. По обеим сторонам от него так мало места, что во время еды людям 
приходится сидеть на нижних койках, нагнувшись над столом. Для табуреток просто 
не осталось места. Вдобавок сидящим за столом приходится двигаться и тесниться, 
если во время трапезы кому-то надо пройти из машинного отсека на пост 
управления или в обратном направлении.

Распорядок питания организован так, что младшие офицеры собираются вокруг 
своего стола к тому времени, когда офицеры и команда в носовых каютах уже 
успели закончить трапезу, так что стюардам не приходится сновать взад-вперед 
между носовым отсеком и камбузом. Все равно здесь постоянная толчея. Мне 
повезло, что не придется столоваться в каюте младших офицеров. Для меня 
отведено место за офицерским столом в кают-компании.

На некоторых койках поочередно спят два младших офицера. Я же — счастливый 
единоличный квартирант на своей койке.

Свободные от вахты младшие офицеры все еще раскладывают пожитки по своим 
рундукам. Два моряка, направляющиеся в машинный отсек, должны пробраться на 
корму, что приводит к еще большему столпотворению. Вдобавок к этой неразберихе