Успокаивают глубокое дыхание и негромкое приглушенное похрапывение, убеждающие 
в том, что вокруг — живые люди.

Наверно, ни один из них не заметит даже, если шеф перекроет подачу кислорода. 
Они тихо уйдут из жизни, заснут навсегда с этими поросячьими рыльцами на лицах 
и поташевыми картриджами на животах. Спите, дети, усните… Скончались во сне во 
имя Родины и Фюрера…

Кто там идет, согнувшись в три погибели? Это Хекер — торпедный механик. 
Осторожно переступает через лежащие тела, словно разыскивает кого-то. Ему 
приходится бодрствовать, чтобы следить, не выпустил ли кто-нибудь изо рта 
свиной пятачок дыхательной трубки.

Я начинаю искать место, куда можно поставить ногу. Я пробираюсь между спящих 
людей, отыскивая зазоры среди изогнувшихся тел, просовывая туда ноги, словно 
клинья, при этом стараясь не запутаться в переплетении дыхательных трубок.

Апельсины должны храниться в самом дальнем конце отсека, рядом со сливными 
отверстиями в полу. Я шарю вокруг себя, пока не нащупываю сначала корзину, а 
затем — один из фруктов, который я перекатываю на ладони, взвешивая его. 
Проглатываю слюну. Я не в силах больше ждать: прямо на этом самом месте, с 
обеими ногами, застрявшими между туловищ, рук и ног, я вырываю шноркель из 
своего рта и вгрызаюсь зубами в толстую кожуру. Только со второго укуса я 
добираюсь до мякоти плода. Громко причмокивая, я всасываю сок апельсина. Он 
струйками вытекает у меня из уголков рта и капает на спящих людей. Боже, как 
здорово! Мне следовало бы раньше додуматься до этого.

Кто-то шевелится рядом с моей левой ногой, чья-то рука хватает меня за икру. Я 
подпрыгиваю, словно меня ухватил осминог. При таком плохом освещении я не вижу, 
кто это. Из темноты приближается лицо: уродливый лемур с хоботом. Поднявшийся 
из полумрака человек пугает меня до смерти. Я все еще не могу узнать его: 
Швалле или Дафте?

— Чертовски хорошие апельсины! — запинаясь, произношу я. Ответа нет.

Мимо, нагнувшись, проходит Хекер, все еще присматривающий за лежащими. Он 
вытаскивает изо рта свой мундштук и ворчит:

— Вшивые акустики.

В луче моего фонарика видно, что с его подбородка свисают длинные слюни. 
Ослепленный, он зажмуривает глаза.

— Извините!

— Я ищу кока, — шепчет он.

Я показываю в темный угол рядом с люком. Хекер перебирается через два тела, 
наклоняется и негромко говорит:

— Давай, вставай! Поднимайся, Каттер! Поживее. Люди на корме хотят пить.

В кают-компании все без изменений. Второй вахтенный по-прежнему спит в своем 
углу. Я беру с полки потрепанный томик и заставляю себя читать. Мои глаза 
двигаются по строчкам. Они привычно перемещаются слева направо, не пропуская ни 
слога, ни буквы, но вместе с тем мои мысли сейчас далеко. В моем мозгу 
возникают странные думы. В пространство между страницей и моими глазами из 
ниоткуда вторгается ненапечатанный текст: затонувшие лодки — что будет с ними? 
Может, когда-нибудь армада погибших подлодок вернется в родную гавань, 
принесенная волной прилива вместе с моллюсками и водорослями? Или же люди будут 
лежать здесь еще десять тысяч лет, в некоем соленом подобии формальдегида, 
сберегающим их тела от гниения? А если когда-нибудь придумают способ обыскивать 
дно океана и поднимать оттуда корабли? Интересно, как мы будем выглядеть, когда 
наш корпус вскроют газовой горелкой?

Пожалуй, взору спасательной команды предстанет удивительно мирная картина. В 
других затонувших лодках зрелище, несомненно, оказалось бы хуже: вся команда 
перемешалась в беспорядке или плавает, распухшая, между блоками цилиндров 
дизелей. Мы исключение. Мы будем лежать в целости и сухости.

Кислорода нет — значит, нет и ржавчины, и со всех сторон лишь самые 
высококачественные материалы, из которых построена лодка. Можно не сомневаться, 
что работы по поднятию лодки окупятся сторицей: у нас на борту полным-полно 
ценного товара. А наш провиант наверняка будет все еще пригоден для еды. Лишь 
бананы, ананасы и апельсины будут чересчур испорчены.

А как же мы сами? Как долго разлагаются тела в отсутствии кислорода? Что 
станется с пятьюдесятью одним наполненным мочевым пузырем, с фрикассе и 
картофельным салатом в наших кишечниках, когда закончится весь кислород?