| |
В наших торпедных аппаратах, в носовом отсеке и даже в хранилищах на верхней
палубе поблескивают превосходные торпеды стоимостью двадцать тысяч марок
каждая — а вот куска старой проволоки нет! Нам надо ее всего лишь на пять марок.
У нас полным-полно снарядов — но не проволоки… Впору засмеяться! У нас навалом
боеприпасов к дурацкой пушке — и бронебойных, и зажигательных! Но она лежит
сейчас еще глубже, чем мы, отмечая собой то место, где сейчас были бы мы, если
бы Старик не ринулся к югу. Меняем десять бронебойных снарядов на десять метров
проволоки — вот это сделка!
Боцман исчез в носовом отсеке. Одному богу ведомо, где он собирается искать там
проволоку. А если боцман все перероет, но не найдет ее, и второй вахтенный не
отыщет, и штурман, и помощник по посту управления — что тогда?
До меня доносится:
— Вырвите электрические провода, — и потом. — Скрутите их вместе.
Этого, пожалуй, хватит не на много. Проволока должна быть определенного сечения.
Допустим, мы сплетем вместе много проводов. Весь вопрос в том, сколько времени
у нас уйдет на эту длительную операцию.
Наша корма ощутимо тяжелеет. Докладывают, что кормовой торпедный аппарат ушел
под воду уже на две трети. Если мотор затопит, то вся эта суматоха из-за
проволоки потеряет весь смысл.
Какое сегодня число? Календарь пропал со стены. Сгинул, как и мои наручные часы.
«Краток срок отпущенной нам жизни…»
Еще несколько минут, и кают-компания становится невыносимой. Я преодолеваю
снятые пайолы, чтобы перейти на пост управления. Все мое тело гудит от
гимнастических упражнений. Такое ощущение, словно промеж лопаток вонзили кинжал,
и ноющая боль растекается вдоль всего позвоночника. Даже зад — и тот болит.
На пайолах, рядом с кожухом перископа, валяется барограф, сорванный с шарниров,
на которых он был закреплен. Оба его стекла разбиты вдребезги. Пишущая стрелка
изогнулась наподобие булавки для волос. Всплески и падения прочерченной ею на
барабане линии закончились резким прыжком вниз и жирной чернильной кляксой.
Меня подмывает оторвать бумагу от рулона, чтобы сохранить ее. Если нам суждено
выбраться отсюда, я повешу ее в рамке на стену. Гениальный, документальный
шедевр графического искусства.
Шеф наметил шкалу приоритетов в своей борьбе с нашей катастрофой. Первым
делом — первостепенное. Остановить быстро расширяющиеся повреждения. Затоптать
разгорающееся пламя, пока его не успел подхватить ветер. Здесь, на борту,
каждая система является жизненно важной — нет ничего лишнего — но наше
критическое положение разделило их на жизненно необходимые и просто необходимые.
Командир шепчется с шефом. Из кормового отсека является старший механик Йоганн,
к нему присоединяется помощник по посту управления, в консилиуме дозволено
участвовать даже старшему механику Францу. Технические светилы лодки держат
совет на посту управления — не хватает лишь второго инженера, который находится
в моторном отделении. Насколько я могу судить, работа на корме устойчиво и
методично продвигается. Шеф поручил разбираться с батареями двоим
электромотористам. Сумеют ли они справиться?
Совещание распускается: остаются только командир и Айзенберг, помощник по
центральному посту. Для людей, медленно протискивающихся мимо, командир дает
представление, обустроившись поудобнее на рундуке с картами, закутавшись в свою
кожаную куртку и засунув обе руки глубоко в карманы, олицетворяя собой
расслабленое спокойствие человека, который знает, что может положиться на своих
специалистов.
Входит Пилигрим и просит разрешения пройти вперед, чтобы поискать проволоку.
— Проходите! — разрешает Старик. Нам нужна проволока? Значит, она у нас будет,
пусть даже нам придется вытянуть ее из собственных задниц.
Из люка, ведущего в носовой отсек, выскакивает боцман, сияющий, как ребенок
около рождественской елки, держа в промасленных руках пару метров старого
толстого провода.
— Ну, что сказать? — говорит Старик. — В любом случае, хоть что-то!
Первый номер шлепает на корму по воде, которая в хвостовой части центрального
поста уже поднялась над палубными плитами, и пролезает через люк в помещение
младших офицеров, где под пайолами скрыта вторая батарея.
— Замечательно! — слышу я голос шефа на корме.
|
|