— ТРЕВОГА!

Он спускается вниз по лестнице, левая нога, правая нога, совершенно спокойно, 
все как всегда — все, кроме его голоса:

— Эти ублюдки пускают осветительные ракеты — словно их прохватил понос из этих 
поганых ракет!

Он овладевает своим голосом:

— Там наверху светло, как днем!

Что теперь? Разве мы не собираемся прыгать за борт после всего этого? Что он 
задумал? Похоже, рапорты с кормы вовсе не беспокоят его.

Носовой крен лодки распластывает меня по передней переборке поста управления. 
Ладонями рук я осязаю у себя за спиной холодную влажную лакировку. Я ошибаюсь, 
или мы погружаемся быстрее обычного? Камнем идем на дно!

Воцаряется адская неразбериха. На центральный пост вваливаются люди, скользят, 
падают во весь рост. Один из них в падении ударяет меня головой в живот. Я 
поднимаю его на ноги. Не могу узнать, кто это был. Или в этой круговерти я не 
расслышал команды «Все на нос!»?

Стрелка! Она продолжает поворачиваться… но ведь лодка была удифферентована для 
тридцати метров. Тридцать метров: она уже давно должна была бы замедлить свое 
движение. Я концентрирую свое внимание на стрелке — но она исчезает в сизом 
дыму. Клубы дыма с кормы пробиваются на пост управления.

Шеф крутит головой во все стороны. На какую-то долю секунды я вижу на его лице 
настоящий ужас.

Стрелка… она движется слишком быстро.

Шеф отдает команду для рулей глубины. Старый трюк — динамически удержать лодку. 
Увеличить давление на плоскости глубинных рулей посредством электромоторов. Но 
разве они работают на полных оборотах? Я не слышу привычного гудения. Работают 
ли они вообще?

Толкающийся и скользящий кошмар вытесняет собой все остальное. И рыдания — кто 
бы это мог быть? В этом жалком полусвете никто не узнаваем.

— Носовые рули заклинило! — докладывает оператор, не оборачиваясь.

Шеф не сводит луча своего смотрового фонарика с глубинного манометра. Несмотря 
на дым, я вижу, как быстро двигается стрелка: пятьдесят… шестьдесят… Когда она 
переваливает за семьдесят, командир приказывает:

— Продуть цистерны!

Резкий свист сжатого воздуха успокаивающе действует на мои натянутые нервы. 
Слава богу, хоть теперь наша посудина обретет какую-то плавучесть.

Но стрелка продолжает двигаться. Ну конечно, так и должно быть: она будет 
продолжать поворачиваться, пока лодка, постепенно прекратив падение, не начнет 
подниматься. На это всегда требуется некоторое время.

Но теперь-то — она должна остановиться! Мои глаза крепко зажмурены, но я 
принуждаю их открыться и посмотреть на глубиномер. Стрелка не выказывает даже 
малейшего желания попробовать остановиться. Все продолжается по-прежнему… 
восемьдесят … сто метров.

Я вкладываю в свой взгляд всю силу своей воли, пытаясь задержать тонкую черную 
полоску металла. Бесполезно: она проходит сто десять метров и продолжает 
движение.

Может, наши баллоны со сжатым воздухом не обеспечивают достаточной плавучести?

— Лодка неуправляема, не можем удержать ее, — шепчет шеф.

Что это значит? Не можем удержать — не можем удержать? Пробоины в корпусе… 
Неужели мы стали слишком тяжелыми? Это конец? Я все еще сижу, съежившись около 
люка.

На какой глубине треснет корпус высокого давления? Когда порвется стальная кожа,
 натянутая на ребра шпангоута?

Указатель стрелки проходит отметку сто пятьдесят метров. Я больше не в силах 
глядеть на него. Я поднимаюсь, нашаривая поручни. Давление. В моей голове