Хуже всего я подхожу на роль утешителя. Прапорщик выглядит как в воду опущенный.
 Сколько раз он твердил себе за последние часы, что из Специи нет путей назад в 
Ла-Бауле? На самом деле мне хочется схватить его за плечи и как следует 
потрясти. Вместо этого я делаю то же, что и он: уставившись на рисунок, 
складывающийся из палубных плит, я нахожу в себе силы выдавить лишь:

— Это все… это просто ужасно!

Прапорщик шмыгает носом. Боже, он еле сдерживается, чтобы не заплакать. 
Внезапно меня озаряет идея:

— Ульманн, быстро, давайте сюда ваше письмо… Или, может, желаете добавить пару 
строчек? Нет, лучше перепишите его заново, теперь можно безо всяких уверток — 
поняли? Жду вас на посту управления чере десять минут.

Не может быть, чтобы я не смог уговорить капитана «Везера»…

Старик все еще размышляет возле ограждения, и я молча стою рядом с ним. Вскоре 
появляется приземистая фигура: капитан «Везера». Старик несколько раз 
переминается с ноги на ногу в своей обычной косолапой пляске, и произносит:

— Я никогда не был раньше в Испании.

Я думаю об Ульманне.

Капитан «Везера» не отличается болтливостью. Он осторожно замечает примиряющим 
тоном, в его глубоком голосе проскальзывает северо-германский акцент:

— У нас рули конструкции Флеттнера — того самого Флеттнера, который изобрел 
корабль с роторным двигателем. Роторы не удались, но рули получились очень 
удачные. Мы можем развернуться на месте. В узкой гавани это дает преимущество.

Чудак-человек — читает нам лекцию о своем особенном рулевом механизме в самый 
подходящий для этого момент.

Глухой удар возвращает Старика к действительности. Появляется первый вахтенный 
офицер.

— Проследите, чтобы швартовы и кранцы были чисты! — приказывает Старик.

Ветер ощутимо свежеет.

— Не желает ли командир принять ванну? — спрашивает капитан «Везера».

— Нет, благодарю вас.

Подходит матрос, чтобы сообщить, что в кают-компании накрыт стол.

— Давайте откушаем! — соглашается Старик и следует за капитаном.

И вновь переход из темноты в ослепительный свет кают-компании на мгновение 
останавливает меня. Похоже, оба стервятника уже изрядно надрались. Их лица 
побагровели, смотрят уже не так тревожно, как около полуночи.

Я украдкой бросаю взгляд на свои наручные часы: два тридцать. Мне надо опять 
выскользнуть наружу и поискать прапорщика. Он тайком вручает мне конверт, 
словно карманник, передающий украденную добычу подельнику.

Тем временем первый вахтенный и шеф сменили второго вахтенного и 
вспомогательного инженера. Когда мы приготовимся к отходу, вероятно, уже будет 
пять часов.

С каким наслаждением я вытянулся бы сейчас на койке и заснул, но надо 
возвращаться в кают-компанию.

Оба штатских уже успели нажраться до того состояния, при котором тянет 
брататься со всем светом. Старик позволяет более высокому из них хлопнуть себя 
по плечу и заплетающимся языком пожелать: «Sieg Heil и большого улова!»

Я готов провалиться сквозь землю со стыда.

По счастью, когда нам настало время уходить, вместо веревочной лестницы подали 
трап. Благодаря тщательному затемнению я смог переброситься несколькими словами 
с капитаном «Везера», задержав его так, чтобы мы несколько поотстали от 
остальных. Мне не пришлось много говорить. Он взял письмо без лишних объяснений.


— Я позабочусь о нем, — пообещал он.