покинуть лодку — так что все вполне официально.

— Но…

— Давайте обойдемся без геройства. Я как раз готовлю радиограмму. Вас и шефа 
как-нибудь проведут через Испанию — например, переодетыми в цыган.

— Но…

— Никаких «но». Это слишком рискованное путешествие, чтобы предпринимать его в 
одиночку. Я все обдумал. У нас есть там люди, которые позаботятся о вас как 
следует.

Все мысли в моей голове смешались. Покинуть сейчас лодку? На что это будет 
похоже? Прямиком через всю Испанию? Он вообще понимает, что делает?

Я нахожу Шефа на посту управления:

— Полагаю, вы уже знаете — Старик собирается отправить нас обоих на берег.

— О чем таком вы говорите?

— Мы сходим на берег в Виго — вы и я.

— Как так? — шеф втягивает щеки. Я вижу, что он размышляет. Наконец он 
произносит всего одну фразу. — Единственное, что я хочу знать, как Старик 
собирается остаться с этим бараном — и именно сейчас!

Больше он ничего не добавляет, и у меня уходит несколько мгновений на то, чтобы 
понять, что упомянутый баран — это его преемник.

«А как же прапорщик?» — думаю я. Если бы мы только могли взять и его с собой.

Когда я в следующий раз прохожу через центральный пост, штурман сидит за столом 
с картами. Наконец-то он снова может проложить наш маршрут прямыми линиями на 
карте. Все заняты. Никто не поднимает головы от работы: все стараются 
справиться внутри себя со своим разочарованием и своими страхами.

На второй день тревоги улеглись. От испанского побережья нас отделяют еще целых 
четыре дня крейсерского хода. Команда взяла себя в руки намного быстрее, чем 
можно было ждать от нее, учитывая низкий уровень ее духа. Со своей койки я 
слышу продолжение обсуждения знакомой темы:

— В прошлый раз мне действительно повезло: всю дорогу от Савене до Парижа в 
купе никого не было, кроме меня и девушки-радистки. Это было что-то: совершенно 
не приходилось напрягаться до седьмого пота — надо было лишь вставить ей и 
расслабиться, а всю работы за тебя сделает покачивающийся вагон. Но когда мы 
переезжали стрелку, я чуть не выскочил из нее.

— Я никогда не занимаюсь этим в автомобилях. Негде развернуться. Намного 
удобнее, когда она встает на колени на переднем сиденье, а я трахаю ее сзади — 
стоя снаружи. Понятно?

Через щель в занавеске мне хорошо видно озаренное воспоминаниями лицо 
Френссена:

— А однажды шел дождь. Мою крошку он ничуть не замочил, но я насквозь промок. 
Вода лилась с крыши, как из водосточной трубы. Я вполне мог бы вымыть свой член 
под такой струей!

— Ты имел ее без презерватива?

— Само собой. Даже мыши, и те знают, как надо предохраняться.

Позже до меня доносится:

— …а потом он взял, да и завел себе любовницу, хоть и был женат уже три года. 
Теперь они живут все вместе, втроем, честное слово.

— Ну, ну.

— Он, должно быть, не страдает от излишней деликатности.

— А кому, спрашивается, нужна деликатность?

Незадолго до полудня, на третий день после получения приказа насчет Гибралтара, 
почти уже под конец своей вахты, штурман докладывает вниз о плавучем объекте. Я 
поднимаюсь на мостик вслед за командиром.

— Сорок пять градусов справа по борту, — сообщает штурман.