полу! Я молюсь, чтобы в моих подошвах был свинец, как у тех ярко-раскрашенных 
игрушек с бочкообразным низом, которые всегда встают обратно, как бы ты ни 
сбивал их. Слава богу, я могу хоть вспомнить, как их зовут: неваляшка…неваляшка,
 ванька-встанька, стойкий человечек, погремушка, щелкунчик. Яркие милые игрушки.


Когда я думаю о них, мне становится хорошо. Меня тоже нельзя повалить с ног. 
Проем люка, куда я забился — самое лучшее место из доступных ныне.

Я слегка ослабил хватку за трубу. Похоже, сейчас можно передохнуть. Расслабить 
мускулы, подвигать челюстью, пошевелить всем телом, не напрягать мышцы живота, 
восстановить кровообращение. Я впервые осознаю, насколько мучительно-неудобна 
моя поза.

Любое наше движение определяется противником. Томми даже решают, какую позу нам 
принять. Мы втягиваем головы в плечи, всем скопом ждем ударной волны, а потом, 
как только снаружи раздастся рев, распрямляемся и позволяем себе расслабиться. 
Даже Старик предусмотрительно сдерживает иронический смех все то время, пока за 
бортом после взрыва не вскипает бурление.

Акустик приоткрыл свой рот. У меня тут же перехватывает дыхание. Что на этот 
раз? Если б я только мог знать, где упала последняя череда бомб, как близко от 
лодки они разорвались или хотя бы насколько мы ушли от точки погружения. После 
нашей первой, неудавшейся попытки увильнуть, преследователи, похоже, описывают 
вокруг нас круги — сначала направо, потом налево, вверх и вниз — как на русских 
горках. Мы ничего не добились. Любое наше поползновение отвернуть в сторону и 
скрыться всякий раз обнаруживается врагом.

Акустик закрывает рот и открывает его вновь. Он похож на карпа в садке рыбной 
лавки. Открывает, закрывает и открывает снова. Он объявляет очередную атаку.

И тут же из его рубки хрипло доносится:

— АСДИК!

Он мог бы и не говорить. Этот звук — пинг-пинг — услышали все, кто находится на 
центральном посту. Впрочем, как и все матросы, сидящие на торпедах в носовом 
отсеке, и вахта на корме, в электромоторном и дизельном отделениях.

Враг поймал нас щупальцами своего пеленгатора. В этот самый момент они 
поворачивают стальные штурвалы и обыскивают окружающее пространство 
пульсирующими лучами: чирп — чирп — пин — пин…

АСДИК, напоминаю я себе, эффективен при скорости не более тринадцати узлов. При 
быстрой атаке эсминец теряет с нами контакт. На большой скорости АСДИК 
подвержен сильным интерференционным помехам от собственных шумов эсминца и 
возмущений, поднятых его винтами, что дает нам некоторое преимущество, позволяя 
в последнюю минуту немного уклониться от нацеленного на нас удара. Но их 
капитан тоже понимает, что мы не будем стоять на одном месте, ожидая, пока нас 
накроют. Парни, управляющие звукопеленгаторами, не могут сказать ему лишь 
одного — в какую сторону мы надумаем вильнуть. Тут уж он вынужден полагаться на 
свою интуицию.

Наше спасение в том, что ни враг, ни его умная машина не могут точно знать, на 
какой глубине мы находимся. Здесь сама природа решила прийти нам на помощь: 
вода — это не просто вода, если взглянуть на ее толщу сбоку, то будет видно, 
что она образует слои, вроде тех, что формируют осадочные породы. Содержание 
солей и физические характеристики разных слоев всегда отличаются. Они-то и 
сбивают с толку АСДИК. Стоит нам внезапно перейти из слоя теплой воды в 
холодную, как АСДИК уже начинает ошибаться. Слой плотного планктона еще больше 
сбивает его с толка. А операторы там, наверху, не могут ни с малейшей 
уверенностью откорректировать свои расчеты нашей позиции, ибо не знают, где 
находятся эти треклятые слои.

Херманн вовсю крутит рукоятку.

— Доложить обстановку! — обращается Старик в направлении акустической рубки.

— Шумы на трехстах пятидесяти градусах.

Не проходит и пяти минут, как невооруженным ухом становится слышен звук винтов.

Ришипитшипитшипитши — это атака не на полном ходу. Эсинец двигается с такой 
скоростью, чтобы иметь возможность отслеживать нас, и АСДИК отзывается громким 
и четким эхом.

Новая атака. Четыре, пять взрывов. Рядом. Закрыв глаза, я представляю языки 
пламени, огни святого Эльма на мачтах, игристое свечение хризопраза, каскады 
искр вокруг темно-красной сердцевины, ослепительно белое лигроиновое пламя, 
крутящиеся колеса китайского фейерверка, ослепительные волны света, аметистовые