Зорнера полностью обезображено алыми угреватыми нарывами с желтыми головками 
посередине. Учитывая тучность его фигуры, эти раздражения выглядят еще более 
зловеще. Морякам приходится хуже всех, так как из-за постоянного 
соприкосновения с соленой водой их порезы и фурункулы не заживают.

Но зато шторм прекратился. Мостик снова превратился в место, где можно 
передохнуть.

Ничто не нарушает линию горизонта. Идеальная линия, где небо и вода встречаются,
 чтобы слиться в единое целое.

Я воспринимаю океан, как огромный плоский диск, на который опирается колокол из 
серого стекла. Куда бы мы ни перемещались, этот колокол двигается вместе с нами 
так, что мы всегда остаемся в центре диска. Его радиус — не более шестнадцати 
миль, а значит, диаметр диска — тридцать две мили. Почти что ничто в сравнении 
с бескрайней Атлантикой.




VII. Контакт


Первое, что принял сегодня наш радист, был запрос Томсену сообщить свои 
координаты.

— Где он сейчас может быть? — спрашиваю я у Старика.

— Он не докладывал, — отвечает Старик. — И с тех пор было еще два запроса.

Перед моими мысленным взором разыгрывается трагедия: лодку атакуют с воздуха, 
вокруг нее, похожие на гигантские ростки брюссельской капусты, встают 
ослепительно белые разрывы.

Я говорю себя, что у Томсена должны быть причины не отвечать на запросы. 
Наверняка бывают обстоятельства, при которых невозможно дать в эфир даже самый 
короткий радиосигнал.

На следующее утро, за завтраком, я интересуюсь как можно более обыденным тоном:

— Есть что-нибудь от Томсена?

— Нет! — говорит Старик и продолжает жевать, уставившись прямо перед собой. 
Наверно, антенна повреждена, убеждаю я себя. Или неисправен передатчик. Снесло 
радиомачту, или еще что-то в этом роде.

Входит Херманн с судовым журналом. Старик нетерпеливо берет его, просматривает 
позывные, коды и захлопывает книгу. Я беру ее и отдаю назад. Старик хранит 
молчание.

На нашей памяти были случаи, когда лодкам так доставалось во время бомбежки, 
что они не могли даже подать сигнала бедствия.

— Он уже давно должен был сообщить свои координаты, — произносит Старик. — Не 
дожидаясь напоминаний.

На следующий день никто не упоминает о Томсене. Эта тема — табу. Впрочем, можно 
легко догадаться, о чем думает Старик. Скоро командование издаст еще один 
трехзвездочный некролог.

Около полудня, незадолго перед тем, как должны были подать обед, с центрального 
поста докладывают:

— Командиру: на ста сорока градусах видны дымы!

Командир моментально вскакивает на ноги. Мы врываемся следом за ним на пост 
управления. По пути успеваю сорвать с крюка бинокль, и вот я уже на мостике, 
почти одновременно со Стариком.

— Где?

— Вон там, по левому борту, под правым выступом того большого кучевого облака — 
едва заметно, — вытягивает руку штурман.

Как я ни вглядывался, ничего не смог разглядеть в указанном направлении. 
Штурман не в состоянии спутать построенный из облаков галеон со следом дыма! 
Сектор, о котором идет речь, похож на переполненную сцену, с занавесами облаков 
самых разнообразных расцветок, от зеленой до розовато-лиловой, один за другим 
заслоняющими горизонт.