внутреннюю борьбу с самим собой. Стоит ли мне утруждать себя — может, лучше 
оставить все как есть?

Больше всего нас ослабляет недосыпание. Тишина и покой приходят на лодку лишь, 
когда видимость равна нулю, и командир приказывает погружение. Стоит лодке 
выровняться на глубине, как внутри нее редко услышишь громкий голос. Валяются 
брошенные колоды игральных карт. Все пытаются хоть немного поспать в течение 
того часа-другого, что мы пробудем под водой.

Всякий раз тишина в погрузившейся лодке действует мне на нервы. Когда все, 
сраженные усталостью, лежат по койкам или прямо на полу, складывается такое 
впечатление, что команда покинула свой корабль.

Понедельник. Мне удается мобилизовать достаточно сил для того, чтобы сделать 
запись в дневнике: «Невозможно подать еду на стол. Подобная затея вообще лишена 
всякого смысла. Около двух часов погрузились. Замечательно: мы остаемся внизу. 
Все больше и больше кожных раздражений. Такие нарывы, что хуже редко встретишь. 
Воспаленная парша. Все с ног до головы покрыты ихтиоловой мазью.

Вторник. Командир пишет в боевой журнал отчет о прошедшем дне:



13.00 Оба двигателя развивают достаточно оборотов, чтобы идти средним ходом. Но 
мы практически не движемся.

13.55 Погрузились по причине плохой погоды.

20.00 Поднялись на поверхность. Море все еще бурное. Использование вооружения 
ограничено.

22.00 Идем под водой в связи с погодными условиями.

01.31 Всплыли. Сильное волнение на море. Видимость ограничена.

02.15 Лодка легла в дрейф по причине очень бурного моря.


Среда. Ветер сменился на юго-восточный. Его сила снова возросла до одиннадцати 
баллов. Море очень бурное от востока на юго-восток. Барометр быстро падает.

На посту управления штурман сидит за столом с картами, удерживаясь за него 
расставленными ногами. Я пытаюсь заглянуть ему через плечо, он уныло смотрит на 
меня и ворчит:

— Мы целых десять дней не сверяли свой курс. А эти ополоумевшие волны и ветер, 
должно быть, снесли нас на мили.

Четверг. Штурман решает еще раз попытать счастья в сумраке рассвета. На самом 
деле, видимость несколько улучшилась. Во многих местах облачная завеса 
разорвалась, и в прорехи проглядывают несколько звездочек. Можно разглядеть 
даже горизонт, когда его не заслоняют спины катящихся волн. Тогда он становится 
похож на борозду, чья ровная линия прерывается большими буграми.

Но всякий раз, как штурман соберется, отыщет знакомую звезду, на мостик падает 
дождь брызг, не давая пользоваться секстантом. Он вынужден передавать прибор 
вниз, на пост управления, и ждать, пока там его не вытрут досуха и не отдадут 
обратно. Спустя четверть часа он сдается.

— Неточные навигационные данные — это то же самое, как если бы их не было 
вовсе! — с этими словами он покидает мостик.

Он попробует еще раз после захода солнца.

Пятница.

— Поганая жизнь! — заключает шеф во время завтрака.

— Наша методика обнаружения обнаружения противника, — делюсь я своими 
наблюдениями со Стариком. — напоминает мне приемы лова рыбы, распространенные в 
Италии.

Для пущего эффекта я по примеру Старика делаю паузу, как делает он, забросив 
слушателю приманку. Я не продолжаю до тех пор, пока он не произносит:

 — В самом деле?

 — Я видел, как венецианские рыбаки спускают с мола огромные квадратные сети, 
растянутые на рамах, составленных из шестов. Они выжидают немного, а затем 
выбирают их при помощи блока в надежде, что какая-нибудь рыба будет достаточно