управляющий заполнением и продувкой цистерн. Командир тут как тут, снова 
повторяет свой припев нарочито-дурашливым тоном:

— Осторожнее, малыш, а не то ты загремишь!

Должно быть, эта прибаутка пользовалась здесь устойчивой популярностью задолго 
до моего появления на лодке.

Теперь палуба заваливается налево. Я лечу в направлении округлого корпуса 
гирокомпаса, но успеваю ухватиться за трап. Старик клянется, что танцоры румбы, 
которых он видел однажды на Кубе — просто любители по сравнению со мной. Придя 
в хорошее расположение духа, он утверждает, что у меня есть явные способности к 
танцам, и что я с легкостью могу исполнять фольклорные танцы, особенно туземных 
племен.

Надо отдать ему должное, сам он ни разу не потерял равновесие. Если он начинает 
падать, то моментально находит себе подходящее место для посадки. Используя 
ускорение, сообщаемое ему раскачивающейся лодкой, он двигается так, чтобы в 
конце своего пути достойно занять сидячее положение. После успешного 
приземления он, как правило, спокойно оглядывается вокруг, как будто изначально 
он только и думал о том, как бы побыстрее опереть спину на рундук с картами.

Спускается второй вахтенный, с которого капает вода. На прощание его окатывает 
догнавший поток, ворвавшийся в люк следом за ним.

— Хогфиш[58 - Lachnolaimus maximus — порода рыб] перепрыгнул через ствол 
орудия — прямо над ним! Слева по борту поднялась крутая волна, и он выскочил из 
нее, как из стены, прямо над пушкой! Невероятно!

Я опоясываюсь страховочным ремнем, на конце которого болтается увесистый 
крюк-карабин, и вылезаю наверх следом за вторым вахтенным. В башне боевой 
рубке — темнота, в которой лишь тускло светятся шкалы приборов рулевого. Сверху,
 с мостика, долетают бурлящие звуки. Я выжидаю несколько секунд, пока они не 
затихнут, затем со всей силой толкаю вверх крышку люка, чтобы открыть ее как 
можно быстрее, вылезаю наружу и захлопываю ее за собой. Получилось! Но в тот же 
момент мне приходится, пригнувшись, спрятаться за бульверк вместе со всеми, 
чтобы укрыться от шипящей волны. На мою спину обрушивается водопад, вокруг моих 
ног пенятся водовороты. Не дав им времени свалить себя с ног, я защелкиваю 
карабин страховочного пояса вокруг стойки дальномера и втискиваюсь между 
кожухом перископа и переборкой мостика.

Вот теперь я могу наконец выглянуть за бульверк. Боже, куда подевался океан? 
Моим глазам предстает серо-белый холмистый заснеженный пейзаж, заметаемый 
метелью белой пены, которую ветер срывает с вершин водяных холмов. Белизну фона 
прорезают во всех направлениях черные трещины: их темные полосы разбегаются в 
разные стороны, складываясь в постоянно меняющиеся узоры и формы, но одна из 
которых не повторяется. Небосвод тоже исчез. Вместо него над головой висит 
плоская серая плита, почти придавившая собой серо-белую пустыню.

Вместо воздуха — летящий туман соленой воды. Он заполнил собой все пространство 
вокруг нас, заставляя глаза покраснеть, руки — окоченеть. Он быстро высасывает 
последние остатки тепла из моего тела.

Из вскипевшего водоворота нехотя появляется округлый край нашей бортовой 
цистерны. Волна, подхватившая нас до этого, начинает опадать, лодка все круче и 
круче кренится на левый борт и на несколько мгновений замирает на предельном 
угле наклона, скатываясь все глубже в ложбину между валами.

Ряды волн, увенчаных белыми плюмажами, размеренно надвигаются на корабль. 
Каждый раз вал, достигший лодки, заслоняет от нас другие волны своим пышным 
пенным гребнем. В тот же момент вода перед лодкой начинает вспучиваться, сперва 
медленно, затем все быстрее и быстрее выгибая свою спину, пока она, подобно 
гигантскому молоту, не ударяет по носовой части лодки с оглушающим грохотом.

— Держитесь! Опасность впереди! — орет штурман.

Рядом с рубкой вырастает гейзер — и опадает на нас сверху. Удар по плечу, потом 
вода поднимается снизу до самого живота. Мостик трясется и шатается. Лодку 
пробирает жестокая дрожь. Наконец носовая часть появляется из-под воды. Штурман 
кричит:

— Берегитесь — такая штука — может запросто смыть вас с мостика!

Несколько мгновений лодка мчится по дну водной долины. Громоздящиеся вокруг 
белесые волны закрывают обзор. Затем, скользнув вверх по гигантскому склону, мы 
вновь взлетаем ввысь. Поле нашего зрения расширяется все больше и больше по 
мере подъема лодки, и, наконец, достигнув покрытой снежной пеной вершины волны, 
мы обозреваем оттуда штормящее море, как со сторожевой башни: вокруг нас вместо 
старой, привычной темно-зеленой Атлантики простирается океан незнакомой планеты,
 творимый, созидаемый в родовых муках.