бросили к Норвегии всю свою превосходящую военную мощь. На кону теперь стояла 
не просто Норвегия, а репутация королевского военноморского флота. Они считают, 
что уже одна его мощь должна принести и принесёт им победу.

Все на корабле заволновались.

Малейший шум докладывался операторами гидрофонов как шум подводной лодки. В 
действительности, конечно, мы и представления не имели о том, что за взрывы 
сотрясают лодку. Взрывы и их отзвуки шли со всех сторон, многократно отражаясь 
от «стен» узкого фьорда. А игра воображения порождала беспокойство.

Наконец наступили долгожданные сумерки. Миновал бесплодный день. Наконец мы 
могли всплыть и подзарядиться.

Мы все истощились – и люди, и батареи.

Я прилёг поспать.

– Боевая тревога! По местам стоять к погружению!

Я моментально проснулся.

Командир устремился в центральный отсек. Он отменил команду к погружению. 
Старшина рулевых находился в глубоком волнении, нервы у него были напряжены. Он 
твердил что-то насчёт «эсминцев, идущих на нас на полном ходу».

«Не могут они нас здесь выследить, – думал командир. – Они и представить себе 
не могут, что мы здесь, у самого берега».

Но старшина был прав, эсминцы приближались. Но шли они от Нарвика. И опять тот 
же бьющий по нервам вопрос: свой или чужой? Доложили о готовности торпедных 
аппаратов к выстрелу.

Но эсминцы были немецкие. Поднимая форштевнями фосфоресцирующие буруны, они на 
большом ходу промчались мимо. Добрый час спустя они снова прошли мимо нас.

Из тесной рубки радиста принесли радиограмму командования командиру: «Следуйте 
в Нарвик для встречи с командующим Четвёртой флотилией эсминцев».

Этот приказ оказался чем-то вроде чашечки крепкого кофе для всех членов команды.
 После бездействия последних дней в нас вселилась надежда, что эта переброска 
окахется ненапрасной.

Нарвик увидели издалека. Снега отсвечивали кроваво-красным цветом. Огни пожаров 
отсвечивались в окнах уцелевших домов. Освещения в порту не было. Медленно и с 
предельной осторожностью приблизились мы ко входу в гавань, и чем ближе 
подходили, тем безмолвнее становились. Мы отчётливо увидели лицо войны.

Разрушения, разрушения, разрушения.

Одно разбитое судно за другим.

Мачты, мачты, мачты.

О небо! Тут ад порезвился во всю. И это только начало, прелюдия.

К нам подошёл катер. На борт поднялся лоцман, представился на мостике. Ему 
поручено провести нас среди обломков. А между делом он рассказал нам, как всё 
было.

– Эсминцы подошли к Нарвику по плану. На борту каждого было по двести человек 
из горнострелковых частей. Норвежский корабль береговой обороны, было видно, 
собрался оказать сопротивление. Тогда с эсминца «Хайдкамп» туда направился на 
катере капитан 1 ранга Герлах, офицер штаба флотилии эсминцев. Он задал 
норвежскому командиру роковой вопрос: «Вы собираетесь сопротивляться или нет?» 
– «Собираемся и будем». Тогда немецкий офицер отдал ему честь и вернулся на 
«Хайдкамп». В небо взвилась ракета, красная, как кровь. Был произведён залп 
тремя торпедами, и норвежский корабль скрылся в гигантской туче воды. Эсминец 
«Берндт фон Арним» двинулся дальше и с дистанции в несколько сот метров был 
поприветствован огнём второго корабля береговой обороны. Первый залп оказался с 
недолётом, второй с перелётом, в скалы. Для третьего времени уже не осталось. 
Из семи выпущенных торпед две попали.

– А начало напоминало средневековые переговоры геральдов, – продолжал наш 
лоцман. – Обе стороны выжидали. Норвежцы продемонстрировали рыцарство, 
достойное их высоких традиций. С заряженными орудиями они ждали, пока немецкий 
офицер вернётся на свой корабль.

– Норвежцам не повезло тем, – отметил он, – что немцы оказались разворотливее. 
Психологические расчёты Редера оказались верны применительно к командам