Фьорд был настолько узким, что мы видели разбросанные домики и даже отдельных 
лыжников на склонах того и другого берега.

– Отлично! – сказал командир. – Вот здесь мы и разобьём наши палатки, – и он 
попытался улыбнуться, однако мы испытывали сомнительное удовольствие от мысли, 
что мы здесь для того, чтобы сдержать преследующего противника.

Однако делу было суждено повернуться иначе.

10 апреля в середине дня разыгралась жестокая снежная буря.

– Слышу шум – повторяющиеся удары по корпусу! – доложил снизу из центрального 
на мостик старшина рулевых.

– Что за шум? Что это?

– Не могу сказать точно, господин командир.

В 6.30 я тоже, находясь на мостике, услышал шум – было похоже на частое 
постукивание молотков, а скорее – жужжанье. Шло оно с направления Нарвика. 
Сомнений быть не могло – это артиллерийская стрельба. Неужели норвежцы 
оказывают сопротивление?

Гром артиллерийской перестрелки нарастал. Наблюдатель по левому борту обернулся,
 опустил бинокль и показал на берег.

– Торпедный катер или моторный баркас – но точно военный корабль!

– Норвежцы дают деру. Что это ещё может быть? – сказал командир.

– А если предположить, что нет?

– Да нет, все правильно. Нарвик пал – очевидно. И норвежцы удирают. Но если 
хотите, то дайте опознавательный сигнал.

Мы выпустили сигнальные ракеты. Мотор там перестал работать. Подходить корабль 
не стал. Через их головы мы дали пяток выстрелов из 25-миллиметрового орудия. В 
конце концов, не убивать же их просто так. Наконец до обитателей судна медленно,
 но дошло кое-что, и катер сдвинулся с места и пошёл к нам.

– Вы ничего не заметили? – с улыбкой спросил нас старшина рулевых.

Он опустил бинокль и с потёр руки в предвкушении чего-то весёлого. Вначале лица 
у всех на мостике расплылись в улыбке, а затем раздался хохот.

Катер был набит солдатами горнострелковых частей из Иннсбрука, из Етцталя или, 
может быть, со Штубайских Альп. Они приветствовали нас, кричали, и мы дважды 
просили их что-то повторить. В радости они переходили на свой диалект, словаря 
которого у нас на борту не имелось.

Они медленно подошли к борту, и мы по кусочку собрали картину их задания. Они 
сообщили нам, что им предстоит занять железнодорожную станцию Рамсунда. О 
событиях в Нарвике они знали не больше нашего.

Едва катер отошёл, я заметил, как из тумана выплыли три силуэта. Три белых 
буруна пенились у форштевней, словно три буквы V, нарисованные на фоне серого 
неба.

Боевая тревога!

Молнией исчезли мы с мостика, последним прыгнул в люк командир. Об атаке с 
нашей стороны нечего было и думать. Эсминцы моментально оказались над нами и 
так же быстро ушли дальше, как и появились. И вновь наступил покой и тишина.

Появился ещё один эсминец. Дистанция малая, прямо по нашему курсу. Он держал 
курс в направлении выхода из фьорда. Когда я глянул в перископ, то увидел 
высокий столб дыма на выходе из фьорда. Через несколько минут лодка вздрогнула 
от сильного удара. В перископ мы увидели высокий столб огня, окружённый 
гигантским облаком дыма. Горящее судно разваливалось на части. Эсминец 
растворился.

Объяснит мне кто-нибудь, спрашивал я себя, что здесь происходит? Все перемешано.
 Где свой, где чужой? Это британская подводная лодка стреляла по германскому 
судну или германская лодка стреляла по британскому эсминцу?

Только позже я выяснил, что к чему. Эсминец, который мы видели, перехватил и 
потопил немецкое судно снабжения «Каттегат».

Наконец-то кота извлекли из мешка. Британцы быстро изготовились для ответного 
удара. Они пустили в ход всё, что у них было: линкоры, крейсеры, эсминцы. Они