местах не привыкли видеть у гражданских лиц.

Как заправский подводник, он быстро вскарабкался на мостик и так же быстро 
исчез в люке. Адмирал и другие господа последовали за ним с меньшим проворством.
 Кауэр пожал руки командиру и механику и с ходу ошеломил их градом вопросов, 
прежде всего насчёт аппаратуры центрального поста, потом насчёт вентиляции на 
корабле и состоянии воздуха, а затем спросил их, что, по их разумению, можно 
сделать в этом вопросе.

А тем временем его странную технику спускали в лодку.

– А теперь можно я обращусь к команде?

– Пожалуйста! – с лёгким поклоном и лукавой улыбкой ответил командир. – Если я 
правильно расслышал вашу фамилию – доктор Зауэр?

Адмирал нахмурился, а команда засмеялась, и сам Кауэр затрясся от смеха.

– Если не можете запомнить мою фамилию, я согласен и на это, лучше не 
придумаешь.[38 - Кауэр (Cauer) – необычная для немецеого языка фамилия, а 
«зауэр» означает «кислый», что к кислотной атмосфере лодки имеет прямое 
отношение. ]

«U-237» отошла от пирса, вышла в открытое море и погрузилась на перископную 
глубину. Море было спокойным, и эксперименты можно было проводить в спокойной 
обстановке. 

И они начались. Подняли шнорхель, заработал дизель и втянул в себя воздух из 
отсека. Кауэр почувствовал сильную боль в ушах, надавило на глаза. Он 
покачнулся. Дизель задрожал, заглох, опять заработал.

Кауэр стоял в кормовой части тяжело гудевшего левого дизеля. Он видел, как 
серый дымок идёт из дизеля в лодку.

«Боже мой, – подумал он, – это же чистый формальдегид».

Но он не торопился давать сигнал, о котором договорились. Ему хотелось узнать, 
куда потечёт дым и газ и что произойдёт дальше. Рядом с ним потерял сознание 
человек, стоявший на вахте. Кауэр решил, что пора дать сигнал. Внезапно он 
почувствовал, как на щеках появилось онемение, потом, не успел он сделать 
два-три вдоха, оно перешло на руки. Он сжал кулаки, руки непроизвольно 
согнулись. Он понял, что вот-вот потеряет сознание. Он сжал губы и неверным 
шагом пошёл подальше от дизеля.

Очертания двух гремящих монстров закружились, колени стали подгибаться. Он 
вот-вот должен был опуститься на палубу, когда чья-то рука грубо оттащила его 
от дизелей. В прилегающем пространстве воздух был чуть полегче. Находившегося в 
полубессознательном состоянии профессора пошатывало. Он пошарил руками, за что 
бы ухватиться, попал на что-то мокрое и горячее, отдёрнул руку, потом рука 
опустилась на что-то мягкое, потом на какойто шершавый металл. После этого 
профессор потерял сознание.

Когда он стал приходить в себя и туманные очертания вокруг него стали 
приобретать форму, то в одной из фигур рядом с собой он узнал адмирала, 
озабоченно смотревшего на него.

Наконец адмирал прервал молчание.

– Так-то, мой дорогой Кауэр, вы платите нам за то, что мы вас вытащили из 
дизельного отсека, – произнёс он с улыбкой.

Оказывается, когда Кауэр правой рукой шарил, за что бы ухватиться, то обжёгся о 
дизель и отдёрнул руку, она попала на лицо адмиралу, а шершавой металлической 
поверхностью были его погоны.

Вокруг раздался смех облегчения. Адмирал тоже оказался человеком.

Подошёл и командир – поинтересоваться, как себя чувствует профессор, – и 
протянул ему щедро наполненный стакан.

– Знаете, профессор Зауэр… – Он запнулся, краем глаза взглянул на адмирала. – 
Когда вы пришли на лодку, мы подумали: вот, ещё один кабинетный моряк пришёл – 
из тех, которые сидят в сухих, удобных, красивых кабинетах и ломают голову над 
тем, как надо командовать подводной лодкой. Но, слава Богу, все мы иногда 
делаем ошибки.

– Это верно. И это относится ко всем нам, – ответил Кауэр.

Затем он многословно извинился перед адмиралом за то, что так вышло, и удалился 
к своим приборам.